Игорь Святославич - Виктор Петрович Поротников

Примеру Глеба Тирпеевича последовали ещё пять лукоморских ханов, трое из которых недавно выкупились из русского плена и горели желанием отомстить.

Половецкое войско уже приближалось к русским рубежам, когда Кончак отправил в Чернигов послов с единственной целью ввести в заблуждение Ярослава Всеволодовича и его брата. Послы Кончака должны были уверить черниговского князя в мирных намерениях своего хана. И это им удалось. С посланцем князя Ярослава Кончак намеренно не встретился. С Ольстином вели переговоры другие ханы, которые сказали боярину, что орда Кончака уже на подходе и скоро будет здесь, на реке Хорол.

На самом деле ставка Кончака находилась совсем рядом, в поросшей лесом низине, на другом берегу покрытой льдом реки.

Кончак полагал, что русские князья попались на его уловку и заняты подготовкой к переговорам, а не к войне. Можно было двигаться прямиком на Киев. Однако Глеб Тирпеевич настаивал на том, что сначала следует взять штурмом Переяславль, стоявший на пути. Им двигал двойной расчёт: в этом городе можно было взять богатую добычу и падение Переяславля, несомненно, должно произвести на русских князей ошеломляющее впечатление.

– Ошеломить врага значит наполовину победить его, – говорил Глеб Тирпеевич.

Кончак не соглашался с ним.

– Не нужно недооценивать Святослава Всеволодовича, – молвил он. – Осада нашим войском Переяславля даст ему время собрать полки. Даже если мы выжжем всё Переяславское княжество, это не устрашит киевского князя. Нужно спешно идти на Киев, дабы застать Святослава врасплох!

За спором ханы не заметили, как наступил вечер.

Потемневшие подтаявшие снега на опушке леса порозовели в лучах заходящего солнца.

Глеб Тирпеевич покинул шатёр Кончака, чтобы совершить обязательную вечернюю молитву.

С Кончаком остались его старшие сыновья Иштуган, Тотур и Бякуб.

Подобно орлятам, они возросли к радости отца, среди жестоких стычек и кровавых битв. Все трое были умелыми наездниками и меткими стрелками из лука.

– Так идём на Переяславль, отец? – спросил крепыш Иштуган, не скрывая своего разочарования.

Кончак взглянул на него и спокойно ответил:

– Наша цель – Киев. На Киев и пойдём.

– Но ты ведь не убедил в этом Глеба Тирпеевича, отец.

Кончак снял с себя пояс и опустился на мягкую лежанку.

Видя, что сыновья с нетерпеливым ожиданием взирают на него, хан сказал:

– Я не убедил Глеба Тирпеевича, это верно. Я хочу поручить это мудрому и хитрому Есычану. Позовите его.

Иштуган улыбнулся и понимающе кивнул головой. Повеселели лица у Тотура и Бякуба. Юноши знали, старый шаман способен читать в мыслях людей, уж он-то сможет убедить кого угодно в чём угодно.

Отвесив отцу положенный поклон, три юных батыра удалились.

Вскоре пожаловал хромоногий сгорбленный шаман.

Кончак предложил гостю кумыс, пригласил сесть на самое почётное место.

Молодая рабыня помогла шаману снять подбитую волчьим мехом шубу и островерхий колпак, увешанный костяными амулетами.

Кончак заговорил с Есычаном о Глебе Тирпеевиче, мол, упрям он и недальновиден, мешает осуществлению грандиозного замысла…

Шаман слушал Кончака вполуха. Он не пожелал сесть на кошму и отведать кумыс. Бродил по шатру, принюхиваясь, как собака, и ворчал вполголоса:

– Волков не слыхать, это плохой знак. Я разговаривал с духами предков, они предрекают беду… И сегодняшний закат предвещает беду сынам Степи. Надо поскорее уходить отсюда!

Кончак с изумлением взирал на шамана.

А тот между тем продолжал ворчать себе под нос, топчась вокруг очага с раскалёнными углями:

– Слышу далёкий топот копыт… Тяжёлая конница идёт сюда. Скоро покатятся по снегу наши головы, хан.

– Пустые твои страхи, старик, – сказал Кончак. – Русские князья не смогут так быстро собрать свои полки. И неведомо им о нашем расположении. Ступай к Глебу Тирпеевичу, убеди его в моей правоте, как ты умеешь.

– Зачем мертвецу Переяславль и земные богатства? – скрипучим голосом промолвил Есычан. – Глебу Тирпеевичу пора о душе своей подумать, ведь ей нет места в долине предков, поскольку на ней дыхание чужого Бога. И войско Глеба Тирпеевича скоро станет войском призраков. Ветер принёс мне запах смерти, хан.

Кончак прогнал шамана прочь.

«И духи предков могут ошибаться, – думал Кончак, прислушиваясь к звукам засыпающего стана. – А может, Есычана подкупили мои недруги?»

Разнеженный ласками юной рабыни, Кончак погрузился в сон, вдруг ставший отражением его мечты.

Ему снилось, что он, сидя верхом на коне, в окружении своих сыновей и телохранителей, взирает на то, как из разорённого Киева, из зева почерневших от пожара Золотых ворот выходят вереницы русских пленников: мужчин, женщин, детей… Едут повозки, нагруженные доверху всевозможным добром.

Князь Святослав Всеволодович, стоя на коленях у копыт ханского коня, покорно ожидает своей участи.

Эта картина столь явственно стояла перед взором Кончака, что внезапное пробуждение повергло его в уныние.

Рабыня, сидевшая рядом с ним на ложе, гладила хана по волосатой груди нежной ладонью. Она всегда будила так своего господина.

– Чего тебе не спится? – раздражённо бросил Кончак своей любимице.

– Сюда конница скачет, повелитель, – встревоженно прошептала рабыня. – Слышишь?

Кончак прислушался, но ничего не услышал.

«Проказнице захотелось моих объятий», – ухмыльнулся про себя хан.

Кончак завалил рабыню под себя и принялся гладить жадными пальцами её округлые груди, мягкие плечи и широкие бёдра, чувствуя, как наливается вожделением его мужское естество. В полумраке блестели большие девичьи глаза, а белое тело рабыни, казалось, излучает свет.

Это была мадьярка, подаренная Кончаку ханом Кобяком после его последнего удачного набега на Венгрию.

Поставленная на четвереньки мадьярка тихонько застонала, когда Кончак уверенно вогнал свой разбухший жезл в её увлажнённое чрево. Двигая своими белоснежными округлыми ягодицами в такт телодвижениям хана, рабыня заводила его и себя, как умела только она. Соития с этой смазливой наложницей нравились хану именно потому, что она понимала его без слов и с готовностью выполняла любые его прихоти на ложе.

Вот и теперь, почувствовав, что хан остановился, мадьярка по привычке ускорила свои телодвижения.

Однако Кончаком овладело не утомление, но усиливавшееся беспокойство. Он вдруг явственно расслышал топот множества копыт, растекавшийся вдалеке. Это явно скакали не половецкие табуны, но чья-то конница! Опытный слух Кончака не мог его подвести.

Хан отстранил мадьярку и вскочил с ложа.

Конница приближалась! От грозного топота дрожала земля.

Кончак стал торопливо одеваться.

А в голове стучала одна мысль: «Неужели это русские дружины?! Откуда? Как успели князья собраться так быстро?»

Последние сомнения развеяли военачальники, прибежавшие с криками:

– Повелитель, русская конница напала на стан Глеба Тирпеевича!

– В стане Бокмиша сеча идёт!

– За