Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман

Сказал, что мы должны гордиться наличием императора среди членов нашей семьи.

Лео оседлал стул, явно намереваясь задержаться подольше, и с большой неохотой встал, когда Хадмар напомнил про то, что их господин отец планирует уезжать через час. Когда мальчики подобно жеребятам понеслись вниз по лестнице, Хадмар задержался на миг, чтобы попрощаться с английским королем.

Ричард не виделся с австрийским министериалом с того дня, как его передали в руки Генриха, и был рад обменяться с ним парой слов.

– Ты сделал мое заточение не таким ужасным, как оно могло быть, Хадмар, и я этого не забуду. Спасибо тебе за вежливость, за доброту… и за совет. – Ричард улыбнулся. – Надеюсь, ты не лишился из-за этого милости своего герцога?

– Он был не слишком доволен мной после суда, решив, что я слишком бурно радовался твоему оправданию. Но все прошло, поскольку он знает, что я предан ему до последнего вздоха. А еще знает, что я способен на то, на что редко отваживаются другие – всегда говорить ему правду. У каждого правителя должен быть такой человек.

– Верно, должен. – Ричард подумал о собственном правдорубце Фульке из Пуатье. Епископ Шпейерский заверил, что вскоре его люди будут освобождены, и король очень надеялся на это: ему так не хватало этого язвительного, проницательного и вспыльчивого клерка, настолько же преданного ему, как Хадмар Леопольду. Есть ли подобный человек при Генрихе? Весьма сомнительно.

Хадмар поклонился, но уже взявшись за ручку двери, помедлил. У него не было твердых оснований для подозрений, тем более доказательств. Он просто знал, что император так просто не сдается. Но ведь Генрих в присутствии всего императорского сейма дал английскому королю поцелуй мира. Неужели он посмеет отречься от него? Неужели так беспардонно обойдется с собственной честью? Нет, не может быть. К чему отягощать Ричарда своими дурными предчувствиями, если они, скорее всего, ничто, кроме тумана или дыма?

– Божьей помощи тебе, милорд Львиное Сердце, – сказал рыцарь и ступил на лестницу вслед за сыновьями герцога.

* * *

Когда Ричард признался, что в первые недели заточения его охраняли стражи с мечами наголо, Губерт Вальтер пришел в ужас. Епископ с облегчением видел, что немецкие караульные теперь заняты игрой в кости – лишнее доказательство того, что положение короля меняется к лучшему.

– Надеюсь, вскоре их совсем уберут, – заметил он.

Ричард тоже на это надеялся, но только пожал плечами в ответ.

– Они держатся вежливо и, похоже, почитают за честь охранять короля. Епископ Шпейерский даже нашел одного, кто немного говорит по-французски – совсем чуть-чуть, надо признать, но все лучше, чем я на немецком.

Он указал на стол и продолжил:

– Вот письма, которые я тебя прошу захватить с собой в Англию. Уильям свои уже забрал. Я тебе не говорил, что у меня теперь есть писец? Если верить епископу, император счел недостойным короля писать письма собственноручно, поэтому любезно выделил мне помощника.

Губерт улыбнулся, потому как голос Ричарда сочился сарказмом.

– Вот я и думаю, – продолжил государь, – что лучшего лазутчика, чем писец, просто не найти. Если не считать королевского духовника, конечно.

– Не приведи, Господи, – отмахнулся Губерт, лишь наполовину вшутку, потому как нарушение тайны исповеди считалось страшным грехом. – Как понимаю, письма адресованы королеве и твоим юстициарам.

Ричард кивнул:

– То, что я почел за лучшее не доверять пергаменту, расскажешь им на словах. – Он искоса глянул на епископа и озорно улыбнулся. – Тебя, возможно, больше заинтересует одно из писем, которые я поручил Уильяму. В нем я сообщаю моей матери, что настало время заполнить вакансию архиепископа Кентерберийского. Как-никак, прошло уже два года с тех пор как архиепископ Балдуин умер под Акрой. Думаю, уже давно пора избрать нового примаса, не так ли?

Губерт в свою очередь кивнул, надеясь скрыть охватившее его волнение под маской безразличия. Как бы ни хотелось ему стать архиепископом, он никогда не обсуждал этот вопрос с Ричардом, слишком гордый, чтобы бороться за пост, которого его могут счесть недостойным. Губерт прошел хорошую школу администратора при дворе своего дяди, главного юстициара короля Генриха, затем приобрел богатый опыт в должности судьи при лорде-казначее, прежде чем Ричард одобрил его назначение епископом Солсберийским. Но ему недоставало формального образования, подразумевавшегося для князя церкви. Да и латынь хромала: во время императорского сейма Уильям шепотом переводил ему содержание речи Ричарда. Губерт опасался, что, обратившись к королю с просьбой о повышении, он получит отказ, и поскольку высоко ценил их отношения, никогда даже не заикался о назначении. Не показалось ему это уместным и сейчас.

– Надеюсь, что в следующий раз монахи приората Крайстчерч отнесутся с большим уважением к твоему выбору, – сказал прелат, намекая на предыдущую попытку Ричарда поставить своего архиепископа Кентерберийского.

Король хотел, чтобы примасом английской церкви избрали архиепископа Монреале – за время пребывания в Мессине этот сицилийский прелат оставил у него очень хорошее впечатление. Но кентерберийские монахи заупрямились. Возражать королю было проще, когда он далеко, и они наотрез отказались избирать «чужестранца». Вместо этого они проголосовали за епископа Батского Реджинальда Фиц-Джослена, дядю Саварика, нынешнего прелата Бата. Тот хитроумными маневрами помогал успеху дяди, чтобы расчистить дорожку для себя. Новоизбранный примас умер через месяц, и с тех пор престол оставался вакантным.

– Я проявил большой такт – в кои-то веки! – в моем письме к крайстчерчским монахам, – заверил Ричард Губерта. – Написал только, что при выборе им следует внять совету королевы и Уильяма де Сен-Мер-Эглиза. Матушка дипломатично сообщит им о моем выборе, причем они и не заподозрят, что их стадом гонят туда, куда нужно ей. – Он улыбнулся. – Моя мать знает толк в таких вещах. А вот отец наоборот предпочитал прямой подход. Он в самом деле написал монахам в Винчестер, что приказывает им провести свободные выборы, но запрещает выбирать кого-нибудь еще, кроме своего клерка!

Губерт засмеялся вместе с ним, но его веселье показалось Ричарду натянутым. Мастер нагнетать атмосферу – эта черта досталась ему от отца, он рассчитывал, что заставит кандидата самого заявить о своем желании. Но заметив, как нервничает епископ, сжалился над ним.