Королевский выкуп. Капкан для крестоносца - Шэрон Кей Пенман

– Это первая их забота, хотя они не забывают и о выгодах. Генрих, например, желает чтобы Ричард предоставил ему пятьдесят галер и двести рыцарей для годичной службы.

– Значит, он уже не требует, чтобы Ричард лично участвовал во вторжении на Сицилию?

– Нет, об этом даже речь не заходила. К счастью, Генрих проявил себя прагматичным политиком. Он, похоже, сильно рассчитывает на помощь в войне против короля Танкреда и одновременно выставляет себя новым другом короля, списав прежний раздор на происки лукавых французов. Что до Леопольда, то его цена – освобождение родича и рука племянницы Ричарда для его сына. Он был более упрям, чем представители императора – вероятно, понимает, кому предстоит стать козлом отпущения, как только уляжется пыль. Но даже он не совсем безнадежен. Ричард твердо заявил, что ни при каких обстоятельствах не вернет Анну отцу, обозвал Исаака сумасшедшим и еще похуже. Тогда Леопольд предложил новый план: племянница Ричарда выходит за его старшего сына, а Анна – за младшего. Если поразмыслить, весьма недурной компромисс.

Уильям задумчиво кивнул:

– Ему требуется нечто существенное, что он может предъявить своим несчастным вассалам, когда его герцогство попадет под интердикт. И похоже, брак с королевскими особами как раз подходит. Что до заложников?

– Здесь позиция тоже стала гораздо благоразумнее. Вместо двухсот речь теперь идет о шестидесяти знатных особах при императорском дворе и семи в Вене.

– А что король? Как Ричард отреагировал на эти более умеренные требования?

Губерт сухо улыбнулся.

– После блистательного выступления на императорском сейме он убежден, что никто не вправе предъявлять ему подобные запросы.

– Я-то это понимаю. Но ведь новые условия – большой шаг вперед по сравнению с тем, что с него пытались истребовать поначалу. Мне кажется, нам стоит на них согласиться и увозить короля прочь отсюда со всей скоростью, какую способна развить лошадь.

– Согласен, – сказал Губерт и снова безрадостно улыбнулся: – Теперь нам остается только убедить в этом Ричарда.

Ричард слушал их в угрюмом молчании, от которого Уильяму де Сен-Мер-Эглизу и цистерцианским аббатам было не по себе. Они в любую минуту ожидали вспышки монаршего гнева. Губерт Вальтер, хорошо изучивший короля за время совместного пребывания в Святой земле, истолковал это молчание по-другому: как знак того, что Ричард скрепя сердце пришел к тому же умозаключению, что и они – первым делом ему следует обрести свободу. Здравый смысл Ричарда выступал их союзником, оставалось преодолеть его уязвленную гордость.

– Мы понимаем, почему тебе трудно согласиться, монсеньор. Правда на твоей стороне, а своей блестящей защитой в понедельник ты сокрушил все возможные юридические зацепки к твоему задержанию. Но все это не меняет того факта, что ты по-прежнему в руках императора Генриха, человека, известного своей бесчестностью и коварством. Немцам важно сохранить лицо, и как ни больно говорить это, нам придется подыграть им.

– Епископ Губерт прав, милорд, – пылко подхватил Уильям. – Опасно раздражать Генриха, пока ты еще не на свободе. Потом можно будет побудить святого отца принять меры против императора и герцога, что он должен был сделать с самого начала.

– Есть еще одна причина принять эти условия, – продолжил Губерт. – Чем дольше ты остаешься в Германии, тем больше у французского короля и твоего брата времени, чтобы терзать твои владения. Филипп уже ведет армию в Нормандию, а лазутчик королевы передал весть, что Джон рассчитывает присоединиться в Виссане к флоту, собранному для вторжения в Англию. Если ты успеешь вернуться домой прежде, чем это случится, то убережешь своих подданных от многих страданий.

Ричард ничего не ответил, но когда он опустился в ближайшее кресло, его понурые плечи и налитые кровью глаза говорили об утомлении, о том, какое напряжение пришлось пережить его телу и духу. Губерт склонялся к мысли, что король согласится. Но тут аббат из Боксли допустил промах, указав на то, что новые условия гораздо умереннее прежних. Голова Ричарда вскинулась, во взгляде блеснул огонь.

– Сомневаюсь, что Танкред, киприоты, моя племянница и Анна согласятся с тобой, – отрезал он.

Огорченный своей ошибкой, аббат устремил на Губерта умоляющий взор, и епископ не замедлил прийти на помощь:

– Судьба Танкреда едва ли изменится, если ты дашь Генриху пятьдесят галер. Он давно ждет вторжения Генриха и готов к нему. Да и киприотам ничего не грозит, если Исаак обретет свободу. Он как сломанный тростник, и уже не представляет угрозы, потому что лишен главного оружия деспота – денег.

– Да и предлагаемые браки не являются унизительными, монсеньор, – быстро вступил Уильям. – Леди Энора, будучи племянницей английского короля, могла бы подыскать себе партию и получше, согласен. Но породниться с австрийским домом вовсе не зазорно. Род Леопольда знатен, связан кровными узами с множеством королевских дворов христианского мира. Его мать была византийская принцесса, супруга – сестра короля Венгрии, да и сам он вправе причислять себя к Гогенштауфенам. Что до леди Анны, то ее перспективы в любом случае скромны, даже если ты обеспечишь ее приданым. Исаак опозорен и низложен, и ни при каких обстоятельствах не будет иметь законного права на кипрский престол. Полагаю, армянские родственники по материнской линии приютят девушку, но едва ли какой-нибудь знатный лорд сочтет выгодным взять ее в жены. Так что брак с младшим сыном Леопольда для нее большая удача.

– Уильям прав, сир, – также торопливо ввернул Губерт, желая рассеять все сомнения Ричарда. – Судьба у девушек может сложиться много хуже. Если не считать, что это сыновья Леопольда, считаешь ли ты, что Фридрих и Лео не подходят для них?

– Нет, это хорошие парни, оба. У меня нет оснований думать, что из них получатся плохие мужья для моей племянницы и для Анны.

Приободренный этим вынужденным признанием Ричарда, Губерт улыбнулся:

– Нельзя забывать и о том, что не все помолвленные доходят до алтаря. Скажем, твоя с леди Алисой свадьба так и не состоялась. А если мне не изменяет память, твой господин отец и император Фридрих договаривались одно время о твоей женитьбе на одной из дочерей императора, но и отсюда ничего не