Серена - Рон Рэш

– Явились сдать жену? – спросил Макдауэлл.

– Явился предложить вам сотрудничество, – сказал Пембертон. – Предложение последнее и окончательное.

– Мой ответ вам известен. За три года он никак не изменился.

Пембертон откинулся на жесткую спинку стула (неудобство которой, как он подозревал, было продумано и точно отмерено самим шерифом) и расставил ноги шире, надежнее распределяя свои двести фунтов веса.

– На этот раз речь не только о деньгах. Вопрос в том, хотите ли вы и дальше работать шерифом.

– О да, я намерен остаться на своем посту, – заверил Макдауэлл. – Знаете, мне удалось отыскать рыболова, который своими глазами видел, как прошлой ночью «форд» Гэллоуэя пересек мост у Кольт-Ридж. И поскольку у Гэллоуэя левая рука отсутствует, это неким образом сузило круг подозреваемых в совершении убийства.

– А я только что говорил по телефону с сенатором штата, который в течение недели готов устроить ваше увольнение с должности, – сообщил Пембертон. – Спрошу еще раз: вы хотите сохранить свое место или как?

Макдауэлл не отвел от него пристального взгляда.

– Меня заинтересовало, до какой степени вы были удивлены сегодня утром. Пожалуй, я смог бы объяснить это парой разных причин, согласны?

– Не понимаю, о чем вы, – покачал головой лесопромышленник.

– Да, может, и вправду не понимаете… – вздохнул Макдауэлл после недолгого молчания. – Может, вы до того никчемный мерзавец, что жаждали крови не меньше жены, но поехать с ней кишка оказалась тонка?

Шериф рывком поднялся; ножки его отброшенного назад кресла тяжело царапнули по доскам пола. Помериться с Пембертоном ростом шериф, конечно, не смог бы – сколько в нем, от силы пять футов десять дюймов[34]? Однако в жилистом и мускулистом теле Макдауэлла, в бицепсах и предплечьях, как и в запястьях, более массивных, чем можно было ожидать при такой комплекции, чувствовалась немалая сила. Кобуры на поясе у шерифа не оказалось, и Пембертон тоже встал. «Славная выйдет драка», – мысленно сказал он себе, зная, что у местных считается зазорным нанести удар и сбежать или сдаться слишком быстро после начала потасовки. Можно будет молотить Макдауэлла как боксерскую грушу минут десять – пятнадцать. Адреналин вскипел в жилах, и вместе с тем Пембертон ощутил, как оживает в нем слишком долго дремавшее чувство собственной мощи. Мир уже очень давно не казался ему настолько простым и понятным.

Тем не менее не успели они сойтись в поединке, как в дверь кабинета постучали, и вскоре стук повторился: тише, но настойчивее. Макдауэлл метнул сумрачный взгляд в сторону двери, и Пембертон решил, что служитель закона на секунду отойдет, чтобы запереть ее. Возможно, именно таково было намерение шерифа, но в этот момент латунная ручка щелкнула, и дверь приоткрылась. В кабинет вошла пожилая женщина с увязанными в тугой пучок седыми волосами, а за ней – Рейчел Хармон с ребенком на руках.

Увидев Джейкоба, Пембертон убедился в правоте шерифа насчет черт мальчика: сходство стало еще более явным, чем в январе. Он вспомнил о своей детской фотографии и задался вопросом, не видела ли ее Серена вчера вечером, когда искала охотничий нож. Возможно, она открыла ящик стола, заметила там альбом и перелистывала страницы, пока не дошла до двух последних. Пембертону вдруг пришло в голову, что жена могла завладеть не только ножом, но и снимком.

«Чистейшее безумие даже думать о таком», – сказал он себе, но разум упрямо продолжал выстраивать нездоровую логическую цепочку. В памяти вновь блеснуло лезвие ножа, когда Серена вышла на крыльцо конторы вчера вечером; теперь Пембертон попытался сообразить, держала ли жена что-нибудь и в правой руке. Она с легкостью могла прихватить с собой и снимок, который помог бы узнать ребенка, которого, насколько Пембертону было известно, Серена никогда не видела. Фотография помогла бы увериться в том, что перед ней именно сын ее супруга, – вот только она не взяла бы старый снимок Джейкоба. Внезапно Пембертон понял: жена выбрала бы детский снимок его самого как раз двух лет от роду.

Пембертон ошарашенно смотрел на сына, не в состоянии отвернуться. Два темно-карих глаза с любопытством разглядывали его в ответ. Заметив это через пару секунд, девица Хармон поспешно перевернула малыша, уткнув его лицом себе в плечо. На какое-то время все застыли, словно выжидая появления еще кого-то, кто войдет сейчас в кабинет, чтобы привести в движение какие-то новые, еще не ведомые события. Единственным звуком было тихое звяканье латунной цепочки выключателя о моторчик потолочного вентилятора.

Затем Макдауэлл выдвинул ящик стола и, достав оттуда револьвер, нацелил на Пембертона:

– Убирайся отсюда.

Лесопромышленник собирался что-то сказать, но шериф взвел курок и направил дуло револьвера ему точно в лоб. Поднятая рука Макдауэлла даже не дрогнула, когда указательный палец лег на спусковой крючок.

– Хоть слово скажи, всего только одно слово, и, Богом клянусь, я тебя шлепну, – процедил он.

Пембертон сразу поверил ему. Он отошел от стола и пересек кабинет, а девица Хармон крепче прижала к себе ребенка, словно отец мог попытаться отнять у нее мальчика и сбежать с ним. Толкнув дверь, Пембертон, моргая, шагнул в полуденное солнце.

Город никуда не делся: на месте были и фонари на столбах, и магазины, и не окончательно еще развалившаяся коновязь, и циферблат часов на башне здания суда. На глазах у Пембертона массивная минутная стрелка качнулась вперед, отрезая от времени очередной ломоть. Пембертону вспомнилось вдруг одно из немногих занятий по физике в Гарварде, которые он посетил; профессор читал лекцию об относительности времени – идее, предложенной неким австрийским ученым. Сейчас Пембертон был готов согласиться: время представилось не как нарастающий ряд неумолимых, четко отмеренных шагов, а как нечто более плавное, текучее, с каверзными воронками и водоворотами. Как нечто, способное с легкостью смести его прочь.

Только когда прозвучал сигнал клаксона, а позади притормозил старенький «форд», Пембертон сообразил, что стоит в задумчивости прямо посреди улицы. Он дошел до собственной машины и сел в нее. Поворачивать ключ и давить на педаль стартера он, впрочем, не спешил.

Через несколько минут дверь открылась снова. Пожилая женщина зашагала прочь по тротуару, а девушка с ребенком на руках уселась в машину шерифа. Пембертон позволил им отъехать подальше и лишь после этого отвернул от обочины и последовал за патрульной машиной на запад. Через некоторое время асфальтовая дорога сменилась грунтовой, и позади машины Макдауэлла вздыбились петушиные хвосты серой пыли. Пембертону пришлось отстать сильнее прежнего и дальше ориентироваться уже не на сам автомобиль, а на оседающие клубы. Вскоре пыльный след покинул основную дорогу и свернул в вымоину, ведущую к Дип-Крик.