Дассария - Абай Тынибеков

шкура и теперь висит в его юрте. Он подарил её Муццую, но тот благодарно отказался. Через несколько дней после той памятной охоты великий шаньюй прилюдно объявил Муццуя единственным пожизненным вольным охотником среди хуннов. Никто не может чинить ему вопросов и запретов, и всё добытое остаётся у него. Такого никогда ещё не было. Вот так наградил властитель этого человека за его храброе сердце и небывалую преданность, – старый воин убрал меч, несколько раз кивнул, о чём-то думая, взглянул в завороженные глаза юноши и вновь посмотрел в ту сторону, куда удалился Муццуй.

– Вот это да! – восхищённо протянул молодой воин.

– Верно, такое не каждому дано, – согласился с ним старый вояка.

* * *

Двадцатилетний великан Муццуй вёл своего любимого жеребца тихим шагом, спокойно оглядывая окрестности. С самого раннего детства он не мог привыкнуть к царившей вокруг него шумливой людской суете и спокойно переносить её, отчего и старался больше находиться подальше от своего селения, проводя целые дни в играх с щенками, всегда вившимися резвой стайкой у его ног. Они таскали его за одежду, валили с ног, облизывали его лицо горячими и влажными язычками. Он утирался, боролся с ними, лупил их своими маленькими кулачками, но никогда не злился на них, не прогонял и втайне от матери отдавал им лучшие куски мяса. Без своих шаловливых маленьких забавных четвероногих друзей он не мог обойтись и мгновения. Не желая расставаться с ними, он всё своё время проводил только в их обществе, и даже ночами, когда засыпали родители, он тихонечко покидал юрту и навещал их. Отец не запрещал ему такого безобидного увлечения собаками. Мать иногда ругала за то, что он не обращал никакого внимания на своих ровесников и не общался с ними, как это делали все дети. В такие моменты он покорно запирал щенков в загоне и шёл к соседним жилищам, где молча усаживался на землю и со скукой в глазах наблюдал за играми детей. Мать видела его поведение, недовольно мотала головой, но на некоторое время прекращала настаивать на своём, не беспокоя его упрёками. Вскоре выросли все его щенки, превратившись в матёрых псов, вырос и он, став необычно худым и долговязым юношей. Обладая очень высоким ростом, почти на целую голову превосходящим рост мальчиков-однолеток, он чувствовал себя среди них неуверенно, отчего и был замкнутым, избегал находиться рядом с ними и спешил, как прежде, уединиться со своей любимой сворой собак.

Видя сыновье непреходящее увлечение животными, отец стал брать его с собой на охоту, где обучал премудростям определения зверя по следам, его выслеживания и выманивания, ловле всевозможными приспособлениями, используемыми издревле и изобретёнными им самим, прививал ему навыки подготовки различных скрытых ловушек и умелого устройства западни с применением силков, капканов и ям, приучал его к разделке туш, выделке шкур и обработке костей. В общем, он с огромным желанием делился с сыном всем тем, что знал и делал сам. При этом самым главным, считал отец, была выработка в сыне таких важных для мужчины качеств и способностей, как сила духа и отменное телесное здоровье, отвага и храбрость, терпение, внимательность и выносливость, ну и, конечно же, вдумчивость. Муццуй оказался на редкость даровитым учеником и быстро усваивал уроки отца, с жадностью впитывая и запоминая каждое его слово, проявляя нескрываемый интерес ко всему, что видел и к чему прикасался, задумываясь всерьёз над всеми разъяснениями родителя и, в свою очередь, всегда делясь с ним своими придумками и радуясь его одобрению.

Прошло немного времени, и он с одобрения отца уже самостоятельно и увлечённо стал ходить на добычу зверя, возвращаясь в отчее жилище с обильными трофеями, безмерно радуя родителей своей удачливостью. Селяне, и стар и млад, уже иначе относились к Муццую. Видя, в кого так вдруг превратился этот прежде несуразный диковатый мальчик, значительно превзошедший их сыновей, они стали кто с завистью, а кто с почтением поглядывать в его сторону, постоянно наблюдая за его занятостью во благо своей семьи. По установленному в родах порядку отдавая половину добычи акиму, значительная часть которой отправлялась к самому шаньюю, Муццуй вскоре был замечен и им, так как всё, что он приносил, с каждым разом становилось больше и добротнее.

В таких праведных делах быстро минуло два года, и однажды случилась та самая охота, на которую сам шаньюй Мотун позволил взять и Муццуя. С той поры прошло ещё два года, в течение которых один за другим покинули этот мир его родители, и он стал жить один. Останки отца были найдены им в глухой чащобе. Его растерзал медведь. Мать ушла вслед за ним меньше чем через год. Она сильно захворала, иссохла и тихо потухла, в один из дней не сумев подняться с постели.

Муццуй не изменил своим привычкам и продолжал заниматься охотой, подолгу объезжая леса, озёра, реки и долины, прохладными ночами находясь в одиночестве у своего костерка, греясь возле него, готовя на нём пищу, делясь думами с его мерцающим огнём, относясь к нему с благодарностью за тепло, свет, заботу и понимание. Несмотря на то что он был полностью освобождён от всех податей, он, как прежде, продолжал отдавать акиму почти весь свой охотничий трофей, оставляя себе только самое необходимое.

К несению воинской службы, как, впрочем, и к любой другой работе, его не привлекали, строго исполняя веление шаньюя о признании за ним права неподчинения никому. Он знал о том, что они уже давно начали и ведут захватническую войну, вступили в чужие земли и покорили много разного народа, но не хотел ни видеть, ни слышать об этом ничего. Ему нравился тот мир, в котором постоянно пребывал, и поэтому он не желал ничего менять.

Вот и теперь, продвигаясь со своим родом юхойань вместе с ещё десятью другими родами, ведомыми самим шаньюем Мотуном, Муццуй с головой был поглощён изучением местности, куда они вошли, и особенно живности, обитавшей здесь, в столь своеобразной стороне, разительно отличавшейся от оставленных родных краёв, значительно более суровых, пустынных и оттого почти скудных.

Постояв больше десяти дней на обширных долинах невдалеке от горных подножий, где незадолго до них отзимовало всё их правое крыло под предводительством Киок сянь-вана, хунны двинулись на юго-запад, туда, где для них уже освободил место Киок, ушедший теперь на запад.

За непродолжительное время, в течение которого их становища находились вблизи от гор с седыми заоблачными вершинами, опоясанных густыми непроходимыми лесными дебрями, только одному Муццую удалось убить там трёх медведей.