Адмиралы Грейги: оклеветанные и забытые - Наталья Колева

Лазареву». А что это «уникальное явление» – раздутый до неприличая – мыльный пузырь., никого не волнует. Что именно он довел до конца? Кто-то из «историков» умудрился приписать Лазареву участие в Трафальгарской битве. Потом правда написали, что «ни в письмах, ни в воспоминаниях самого Лазарева» упоминаний об этом нет, но кто-то же пустил пульку… Родимцев пишет, что Д. И. Завалишин, проведший «много времени в общении с Лазаревым, обладавший широчайшей эрудицией, оставивший в своих воспоминаниях подробную характеристику образованности, служебной деятельности, поведения и привычек Михаила Петровича, т. е. всего, что составляет его суть, как профессионального моряка». О том, как характеризовал Завалишин Лазарева написано выше, поэтому, сначала то, что выбрал для себя автор Родимцев.

Во-первых – жестокость Лазарева к нижним чинам. «Да, – пишет Родимцев, – было. Но что вы хотите от молодого человека, посланного на стажировку в Англию? Именно там Лазарев стал свидетелем «суровых нравов, царивших на кораблях, высокомерия и жестокости отношения офицеров к нижним чинам. Такая манера поведения отразилась и на его отношении к матросам в ходе дальнейшей службы». Надеялась я, что дальше последует осуждение, но ни тут-то было. Бедный, несчастный Миша Лазарев! Оказалось, что «отправка на учебу или стажировку в другую страну в столь раннем возрасте и недостаточное представление о порядках, царящих за границей, вело к заимствованию не только передовых идей и профессионального опыта, но и темные стороны чужой жизни». К младшим офицерам – мичманам, выработалось скотское отношение. «Лазарев требовал от русского мичмана таких свойств, какие могли требоваться только от лица, не носящего офицерского звания и не обязанного сохранять известное достоинство… Это привело к тому, что однажды английский лоцман чуть было не избил одного мичмана. Глядя на Лазарева, и другие капитаны проявляли неуважением к мичманскому званию». Академик и поэт князь С. А. Шихматов, принося в стихах поздравление одному новоиспеченному лейтенанту, написал более ёмко:

«За доблести твои и редкие таланты,

Из сброда мичманов возвышен в лейтенанты».

Про наказания писала, но вот как писал об этом Завалишин в записках о «Кругосветном путешествии Крейсера»: «Ошибочность приложения английской системы усиливалось ещё тем, что наиболее частым наказанием люди подвергались не за преступления собственно, и даже не за проступки (например, пьянство), которых почти и не было на флоте, а за ошибки и не проворство при маневрах или во время ученья. Порицатели Лазарева замечали ещё при этом, что самые требования его относились не столько к сущности дела, сколько к тому, чтобы добиться театральности, так сказать щегольства, годного в тихую погоду и на рейде, но не приложимого в тех случаях, которые представляют наибольшую важность. При обучении команды за Лазаревым всегда стоял штурман-ученик с песочными часами… Если задание не выполнялось в срок, всех наказывали, иногда по несколько раз… При этом практиковались телесные наказания. Среди морских офицеров были защитники такого подхода к обучению, считалось, что 10–15 линьков – это не страшно… как обыкновенно бывает, некоторые ученики и подражатели Лазарева пошли далее. Всем служившим в 40-х годах в Черноморском флоте памятны действия Корнилова во время командования его кораблем…»[175]. Начнем с того, что по тем временам, 15 – лет, это не ранний возраст: пятнадцатилетний – это состоявшийся молодой человек (продолжительность жизни была низкой). Отправляясь заграницу, волонтеры получали специальные инструкции. Так что рассказ о «недостаточном представлении», просто не достоверен. Лазарев не первый и не последний. Завалишин вообще очень много пишет о «полном неуважении его (Лазарева – Н.К) к легальным формам администрации и отчетности», поэтому, будучи ревизором и заведующим канцелярии «постоянно должен был ограничивать произвольные его распоряжения, нарушающие установленные законные формы». И вот такого человека нам выставляют как «честь и совесть» Черноморского флота? А ведь его выкрутасы по управлению Черноморским флотом, как писали, «породили даже следственную комиссию Жандра». Это тоже не я придумала, это у Завалишина. Может возникнуть вопрос: откуда всё это знал Завалишин, отвечу. На «Крейсере» Дмитрий Иринархович совмещал две должности: вахтенного офицера и ревизора, так что видел и знал много. За что, я думаю, и поплатился в последствии. Назовите это как хотите: домыслы, фантазии, предположения, конспирология…Завалишин хотел поступить на службу в Российско-Американскую компанию и даже разработал проект присоединения Калифорнии к России и пытался заинтересовать им Александра I. Просил о личной встрече, но Государственный секретарь адмирал А. С. Шишков известил его о том, что император признал его идею «увлекательной, но неудобоисполнимой». Казалось, вопрос закрыт? Но вдруг, 10 мая 1824 года, когда «Крейсер» стоял на Ново-Архангельском рейде, Завалишина отослали «к начальнику порта капитан-лейтенанту Муравьеву для возвращения его в Россию через Охотский порт» в связи с его обращением к Александру I с просьбой о личной встрече. Через два года вспомнили об этом? Да нет. Лазарев знал и о пректе и о просьбе встречи, друг всё – таки, а ещё он помнил, что Завалишин видел его полную неспособность усмирить бунт. А уж о нарушениях и говорить нечего. По мне, так это был донос с просьбой «убрать» Завалишина, если хотите-изощренная месть чтобы репутацию себе не портить. Когда 5 августа 1825 года фрегат вернулся и салютовал Кроншлотской крепости 7-ю выстрелами, с неё ответили тем же числом выстрелов, в составе команды не было только одного человека – Завалишина. Все члены команды за участие в кругосветной экспедиции получили награды. Все, кроме Завалишина. Когда он обратился за разъяснениями, ему ответили, что «он не прошел весь маршрут экспедиции на фрегате «Крейсер» от Кронштадта до Кронштадта и не имеет право на награду». Отговорка. Просто капитан, составляя списки, не посчитал нужным включить в них своего друга. Вот об этой мести я и говорила. Только вот об этом – ни слова.

Во-вторых – Антарктида. В 1819 году Ф. Ф. Беллинсгаузен получил от морского министра И. И. Траверсе письмо с вызовом в Петербург «для принятия высочайшего поручения», и о том, что было дальше, вспоминал так: «В следствие сего, я получил от Г. Морского Министра письмо от 24 апреля 1819 года в следующих словах: «Объявив ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА волю Г. Вице-Адмиралу Грейгу, о немедленном отправлении вас в С. Петербург, уведомляю о сем и вас, оставаясь уверенным, что вы поспешите прибытием своим сюда, для принятия некоторых Высочайших поручений и проч.».Сей случай удалил меня из Севастополя, где я тогда с особенным удовольствием служил командиром 44-пушечного фрегата «Флора», имел поручение от главного Командира Черноморского флота в-адмирала Грей-га, в продолжение лета, обойти на сем фрегате Черное море и определить географического положение всех приметных мет