Облака на коне - Всеволод Шахов

кого подозреваешь в неравнодушии. Тебе кивают: «Всё правильно, нужно делать!». Но дело не движется. И ты ходишь и думаешь: «Нужно ли кому–нибудь это всё?»

Но внезапно с миром что–то происходит, ты удивляешься: любят у нас огорошить! И теперь от тебя требуют: «Давай, действуй, новая компоновка очень нужна. Сразу давай лётный образец, в кратчайшие сроки».

Ребята шокированы, говорят друг другу: «Так нельзя, ничего не проверено на макете». Но ты втайне радуешься – нам поверили и доверили. Конечно, приходит и осознание – дело большое и нешуточное.

Ты видишь, как ребята днями и ночами делают наброски, размышляют, спорят, ругаются: где поставить узел управления, где расположить силовой элемент. Сомневаются, перечёркивают… заново чертят.

Через несколько месяцев чувствуешь: «Рождается!» Все убедительнее и убедительнее проводятся эскизные линии. Думаешь: «Неплохо!» Целостный облик предстает перед глазами. И ты уже представляешь, как огромный корабль стоит у эллинга и ты подходишь к ему и шепчешь, будто живому: «Ну, брат, не подведи!» Ты вспоминаешь, как только недавно стоял навытяжку перед Фельдманом и спутанные мысли не давали принять твёрдое решение, но теперь ты видишь, как всё сложилось и радуешься, что большой коллектив готов пойти за тобой и решать сложные задачи.

Ребята раскочегарились. Борис закончил схему узла, Андрей рассчитал усилие на рули, Мишка добавил еще один элемент усиления. Мозговые штурмы идут потоком и вот… дело доходит до стадии производства и появляются новые фокусы: там плохо приварили балку, там ошиблись с материалом. Мелочи – не мелочи, а можно неделями провозиться.

И ты едешь на производство. Ты говоришь, ты пытаешься доказать. ты требуешь, ты стыдишь, ты просишь. Тебе приходится применять все средства, как будто ты ведёшь войну с некими силами, которые хотят уничтожить будущее. Уничтожить мысль… мысль, за которую ты готов воевать до конца, воевать за всё то, чем жил последние годы. Неужели зря наши отцы делали революцию? Ведь они верили в нового человека, человека будущего – в нас! И ты выкрикиваешь лозунги, ты призываешь!

Дело движется, но как–то вяло. Ты видишь – первенец родился, но очень много недочётов. И опять приходится терзать конструкторов: «Необходимо доработать, переставить элементы».

Все обрывается внезапным вопросом высшего руководства: «Когда дашь серийный образец?». Опешиваешь: «Да вы что! У нас на выходе только опытный образец. До серии нужно время, не отработана документация и технология». Тебя не хотят слушать: «Пускай в серию как есть, вроде нормально, судя по отчётам». Ребята пытаются сопротивляться. Ты все понимаешь, но ничего сделать не можешь. Приходится отдавать в производство то, что есть. Это не мало, но хотелось большего…

Почему кто–то внезапно прерывает, вмешивается в процесс? С каждым днём ты раздражаешься всё чаще, начинаешь ругаться по любому поводу. Рутина… Хочется бежать, искать другое место, где всё «по–нормальному», где дают доделать работу до конца. Ребята на тебя косятся, – ты же всё раскаляешься и раскаляешься, – и всем хочется развязки…

…И вот наступил этот день. Этот дождливый июльский день тридцать пятого года. Ты напряжён, ты ждёшь вердикта. Вот оно, твоё детище, твой родной «Вэ–семь» во втором рождении. Ты смотришь, как твой корабль, в который вложено столько сил, кружит над полем: то поднимается вверх, то приспускается. Ты слышишь этот приятный нарастающий гул моторов. Наблюдаешь, как винты набирают обороты. Ощущаешь, как упругая оболочка прорезает серую пелену дождя. Ты знаешь, это максимальная скорость – около ста километров в час. И вот корабль проносится над головами восторженных людей и ты от счастья прикрываешь глаза и улыбаешься…

А вечером ты читаешь рапорт пилотов и их мнение – «Дирижабль обладает отличной управляемостью и устойчивостью». И ты готов обнимать всех, всех тех, чьи подписи стоят под рапортом: Бирнбаум, Бенфельд, Паньков, Померанцев, Дёмин, Устинович, Ободзинский, Лисковец.

11

– Удержим? – сиплый голос флангового наземной команды озвучил вопрос, вертевшийся у каждого, кто держал поясные. К порывам ветра можно было приноровиться. Сначала слышался нарастающий гул и только через несколько секунд поток упорно начинал давить на оболочку дирижабля, в очередной раз, проверяя людей. Не получив на растерзание дирижабль, порыв стихал, позволяя чуть ослабить хватку рук, чтобы передохнуть до нового удара стихии.

Подоспела подмога. Трое бодро запрыгнули в гондолу и пятерым, удерживающим гайдроп, стало легче. Им удалось подтянуть дирижабль ближе к земле.

Николай перебегал между поясными канатами, вставлял петли в штопорные якоря, вбуравленные в землю.

Толку от двух слабеньких прожекторов донецкого аэропорта было мало, но между вспышками молний в вечернем тёмном небе, они всё же немного помогали вести борьбу за жизнь дирижабля «В–2».

– Ничего, наш маленький кораблик, выстоим, не отдадим тебя стихии, слишком многое мы с тобой пережили, – Николай ввинчивал в землю очередной, метровой длины, авиационный штопор.

– Не такой уж и маленький! Метров шестьдесят в длину есть? – начальник местного аэроклуба левой рукой защищал фуражку с «крабом» от ветра, правой – давал указания рабочим порта кому куда перемещаться.

Около пятидесяти штопоров торчали из земли. Корабль уже не швыряло из стороны в сторону. Николай обошёл растяжки, пробуя натяг канатов. Люди из наземной команды почувствовали, что успешно заякорились, по одному, выпускали из рук гайдроп, причальные тросы и поясные. Отходили в сторону, сжимали–разжимали затёкшие ладони, вытирали с лиц капли дождя, рассуждали: – Слом жаркой погоды… не по сентябрьским меркам… облака как бешеные несутся.

– Да уж, это вам не долгопрудненская бивуачная стоянка, окружённая деревьями со всех сторон, – Николай снял фуражку, вытер ею лицо, – в этих степях…

Договорить не успел.

Внезапный резкий удар ветра заставил людей рефлекторно отвернуться от корабля. Некоторые, от неожиданности, пригнулись, едва удерживаясь на ногам. И тут Николай заметил, как возле него несколько швартовных канатов, натянутых в струну, играючи вырывают штопора из земли. Дирижабль мотануло и поволокло. Один за одним, по цепочке, срывались и остальные штопора.

Отчаянные крики неслись и из гондолы и от разбегавшейся врассыпную наземной команды. Несколько человек выпрыгнуло из гондолы. Дирижабль начал приподниматься. Болтающиеся на тросах штопора, раскачиваемые ветром, глухо ударялись друг о друга.

Николай схватил первый попавшийся под руку причальный трос, отчаянно стал перебирать руками, крикнул:

– Всем сюда! Держать!

Лишь несколько человек попытались взяться за поясные. Дирижабль потащило вверх.

Николай почувствовал как ноги оторвались от земли. Неприятно хлестнуло ветками кустов по лицу. В колено пришёлся удар о ствол дерева. Посмотрел вниз: отпускать трос было поздно. Ступни ног суетно нащупали на канате стопорный узел. «Вроде закрепился. Теперь бы о какое–нибудь строение не размазало». К счастью, дирижабль уверенно поднимался на открытом пространстве.

Николай немного пришёл