Сад чудес и волшебная арфа - Джанетт Лайнс

сахара и с грустью заговорила о «долгих годах в том самом доме на Пиннакл-стрит, столько воспоминаний, и счастливых, и грустных. Ты же знаешь, как я любила твою матушку, Лави. Как горевала после ее смерти».

Лаванда завязывала красный бантик. Слова наставницы вернули ее в те давние дни, когда она, десятилетняя, стиснув руки и съежившись, лежала на обморочной кушетке: ей велели оставаться внизу, пока миссис Роуз и доктор Миньярд обихаживали мать наверху. Отец Лаванды был в Штатах на съезде фармацевтов. А потом, когда мать испустила последний вздох, раздался пронзительный вопль миссис Роуз. Лаванда помнила его, словно это было вчера, потому что он не был похож ни на один звук в мире.

– Тот день оставил на мне глубокий шрам печали, – дрожа, прошептала Лаванда.

– Никто из нас этого не забудет. Бедная Амариллис. Как она играла на арфе, как великолепен был ее сад, как прекрасно она разбиралась в самых разных лекарствах. Могла бы сама управлять аптекой. И все же, должна сказать, Лави, была в матушке твоей… какая-то чудинка. Что-то фейское.

Лаванда скрепила очередной корсажный букетик.

– Вы имеете в виду, что она любила ходить на реку в одиночестве?

– И это тоже, – сказала миссис Роуз, – и ее странные порывы. Она же песенки сочиняла вот прямо тут, на месте, за минутку. Коротенькие такие, наподобие заклинаний. По большей части глупые, уж ты меня прости, вроде поэзии абсурда[32] мистера Лира, но совсем не такие звонкие, как его лимерики. У твоей мамы они были… более свободными по форме.

– Она часто рассказывала всякие истории, – размышляла Лаванда. – Сказки о цветах, о тихих полянках в лесу. Я почти не помню ее стихов. А вы помните хоть какие-нибудь? Я бы очень хотела послушать.

Миссис Клемент Роуз, задумавшись, обрезала сосновую ветку.

– Чаще всего Амариллис импровизировала: моментально придумает что-то, прощебечет и тут же забудет. Но один стишок она часто мурлыкала, когда рукодельничала, составляла букеты или вытирала пыль со своей любимой арфы. И любопытная, надо сказать, вещичка получилась. По-моему, так:

В садик мой скорей лети,

Ведь скоро не будет туда пути;

Ни летним красотам, ни жемчугам.

А ты, порхающая пчела,

Взгляни-ка вниз! Ведь там скала.

Вот и все, что я вспомнила. Но зато, надеюсь, точно.

Лаванда нахмурилась.

– Рифма какая-то неровная. «Скорей лети». Почему? Зачем? Что это может значить?

Миссис Роуз завязала красный бант на последнем букетике.

– Боюсь, тут я тебе ничем не помогу.

– Может, мама прочитала это в какой-нибудь книге?

– Сомневаюсь, – возразила миссис Роуз. – Амариллис нравилось сочинять собственные стишки-загадки, точно так же, как и ты вечно норовишь что-нибудь изобрести. Что мать, что дочь.

– Но на арфе играть я не умею, – вздохнула Лаванда.

По-видимому, не зная, что ответить, гостья предпочла дипломатично промолчать, после чего пропела:

– Пирог готов!

Взяв прихватки, Лаванда открыла духовку и достала пирог. Он излучал роскошный, притягательный карамельный аромат. Девушка поставила его остывать на подставку и вернулась в столовую, где на столе была уже целая гора венков. Миссис Роуз сидела, любуясь работой их рук.

– Разрази меня гром, этот пирог пахнет божественно, и он тебе крайне необходим, Лави. Хоть чуточку мяса нарастить на твои кости.

Свободной от зелени рукой Лаванда отогнала дразнящий аромат, а затем принялась наматывать очередной корсажный букетик.

– Ты что-то притихла, девочка, – сказала миссис Роуз. – Боюсь, мои воспоминания о смерти матушки испортили тебе настроение.

Часы в передней погребально зазвонили.

– Вовсе нет, мадам. Я просто обдумывала ее стишок, который вы прочли. Понять не могу, почему там речь именно о скале.

– Ну, может, прагматизм взял верх над романтичностью, и она просто подыскала рифму для «пчелы», и незачем выискивать там более глубокий смысл? А может, меня и память подвела.

– Может быть.

Но Лаванда хорошо знала свою наставницу и была уверена, что память у той в полном порядке. Во-первых, читая, она ни разу не запнулась.

А во-вторых, в гостиной зазвенела струной арфа. Пропела одну-единственную ноту, но бурно, ликующе! И очень громко.

Лаванда, возившаяся с бутоньеркой, ошеломленно застыла.

– Миссис Роуз, вы не слышали этот звук из гостиной?

– Нет, только колокольчики на улице, видно, сани пролетели.

– Гораздо ближе, мадам. Арфа сыграла. Единственную ноту, сладкую, как тот пирог, остывающий на кухне. Вы уверены, что не слышали?

– Знаешь, Лави, здоровье у меня, конечно, несколько разладилось, но слух пока в полном порядке. Я слышала только бубенцы. Думаю, от разговоров о матери у тебя просто разыгралось воображение. А может, в гостиной обитает музыкальный призрак? – И она хихикнула над собственной шуткой.

– Как насчет куска пирога, мадам? В уплату за вашу сегодняшнюю помощь.

Миссис Роуз потянулась через угол стола и погладила Лаванду по щеке.

– Нет, это тебе и мальчику, а еще музыкальному призраку.

На этот раз она громко расхохоталась, переколола вечнозеленый букетик с платья на лацкан пальто и попрощалась.

Лаванда прошла в гостиную и уселась на стул. Значит, миссис Роуз считает, что музыка арфы – плод ее собственного воображения. Но ведь и Роберт Траут ее слышал. И в записях отца она тоже фигурирует.

Девушка втянула носом запах расплавленного сахара с кухни. Он тоже оказывал целительное воздействие. На одну безумную секунду Лаванде захотелось съесть весь пирог. Чтобы хоть раз почувствовать себя сытой. Воздержанность, которую так часто называют добродетелью, явно переоценили. Но она заставила себя дождаться возвращения Арло Снука из конюшни. Делиться тоже считается добродетелью. Так что девушка сидела, вдыхая аромат растаявшего сахара и думая, как сильно отличается стиль стихов мистера Уитмена от стиля ее матери. Его – такой мускулистый, а ее – такой загадочный. Какое отношение пчела может иметь к скале… Возможно, миссис Роуз права и, подбирая рифму, мама руководствовалась просто созвучием, не думая о смысле. Но с пчелой рифмуются многие слова и сами приходят в голову. Купола, метла, игла, стрела, брала, легла. Выбирай любое. Но мама выбрала скалу.

Часть III

Вечнозеленые

Взгляни на ту дубраву, что зеленеет вечно,

На яркий сад, в который морозы не придут,

Его кусты не вянут: цветенье – бесконечно…

Вот что в пчелином гуле я различаю тут:

«Прошу тебя, мой брат любезный!

Приди, приди в мой дивный сад!»

Эмили Дикинсон. «Но есть другое небо»[33]

Глава 19

Пришла пора последней ярмарки перед Рождеством,