Сборник рассказов - Макс Акиньшин

усталости. Со светлыми думами о вечернем борще, апартеиде в ЮАР, который наконец-то сгинул. И негры, наконец, могут беспрепятственно мазать дома белых навозом фантастической коровы зебу. Это же успокаивает, не так ли? Будоражит чувство справедливости? С двумя десятками наволочек, зажуленных в заводском общежитии. С матерчатыми сумками, полными всякими нужностями. Всем этим важным и философским.

И эти глаза, думы и наволочки, попираемые бригадой из пяти человек возглавляемой демоном реальности Саней Акимовым.

— Сейчас, каждый встанет, — говорил Саня, оправляя черный китель. Серебряный череп на околыше подмигивал темным провалом. — И при-о-бре-тет себе дилдо. В проходах — не толпиться. Стоп-краны- не срывать. Так написано у Кьелла Нордстрема. А потом все вместе — танцуем фарандолу.

Глаза, глаза. Добрые и доверчивые. Вы видели, что там мелькает? Я — нет, потому что опасался этих теней. Но был уверен, эти светлые глаза продали бы Сашку компрачикосам.

— Не пойдет так, Сань, — сказал я. — Долго, и может не получиться. Марк меня теребит постоянно, денег хочет. Надо как-нибудь по-другому.

— Ну ладно, — потенциальный Гуимплен легко отказывался от гениальных находок. — Есть у меня еще один человечек. Завтра позвоню.

Завтра он загнул настырный палец. Вот так просто — взял и загнул. И все. Да. Мы живем в невероятном и бессвязном мире. Выйдя из дому в субботу за сигаретами, всегда есть вероятность вернуться в понедельник в трусах и майке, но без табака. Отсутствие логики, изумляет.

Один человечек долго рассматривал нашу коллекцию.

— Ого, — прокомментировал он пластиковую фантастических размеров кулакастую руку. Для чего она была, я боялся предположить. — Во вещь, да?

— Вещь, — подтвердил я.

— Силища, — сказал Саня и использовал тонкий маркетинговый ход. — Розовая!

— И сколько вы хотите? — один человечек продолжал рассматривать объект. Тот сотрясал реальность. Вот таким непонятно для чего предназначенным кулачищем, ухватив за тонкие подпорки, тряс мои убеждения и веру в человечество.

— За руку?

— Нет, хыхы. За весь товар.

— Пятьдесят, а руку отдадим бесплатно. — щедро пообещал гений.

— Дорого, Саша. — Объявил собеседник и погладил предмет. — сорок две.

Вот и все, подумал я и перестал следить за ходом торгов. Руку я тебе хрен отдам, дорогой товарищ, этой самой рукой я Сане, что-нибудь сделаю. Что — нибудь негуманное и бесчеловечное. Краснокхмерское.

Сорок две тысячи съедали вся нашу призрачную прибыль и выставляли меня еще на три перед Марком Моисеевичем. На мой взгляд, было бы разумным сбежать сразу, не ожидая благодарностей за услуги. Но Сашка не такой, не малахольный. Он кипучий и снабжен дыхальцем, как у синего кита. Через него он фонтанировал чем-то, на первый взгляд являющимся бессмысленным мусором. Но эта субстанция как-то замысловато взаимодействовала с реалиями. Очень хитро и непонятно. Если бы он был Моисеем и вел за собой людей, то государство Израиль уютно устроилось бы, где нибудь на Шпицбергене. А скаредный Марк Моисеевич щеголял бы в кухлянке и прелых унтах. И лечил тюленей от педикулеза. Терок с арабами не было бы, и все пребывали в неге и счастье. И, возможно, танцевали фарандолу. Ну, или что там танцуют в идеальном мире?

— Сорок семь, — настаивал Саня. — Первосортный товар. Гостовский. Электроникали тестед. Чистый импорт.

— Сорок четыре, — почти сдался покупатель. — Саня, ты меня грабишь на ровном месте. У меня логистика!

Они бормотали и сыпали чепухой. Маркетинг, апперпциации, стресс тесты, рекджебинг, лоу кост, аутсорсинг, дельта цены. Это был адский ад. Есть такая иезуитская пытка, я полагаю. Или нет? Сашка ее только что изобрел. На меня горестно смотрели Марк Моисеевич и санитар Прохор с отдавленной ногой, а в тиши над нами плыла огромная кулакастая рука неведомого предназначения. Мир менялся на глазах. Становился ли он лучше? Не знаю.

— Вот видишь! — заявил сияющий Саня вечером, — обул я его по полной. Геге. Держи, мы их честно заработали.

Мы их честно заработали, повторял он постоянно. И мы сидели на крыльце моей сторожки, и пили аристократическую водку, смывая чернильный угар подозрительной молдавии. Был вечер, и природа хохлилась, ожидая осень. А Саня сыпал галиматьей и был рад чему-то. Я молчал, изредка кивая ему. Наша смешная планета кружилась в недоразобраной им вселенной. А вокруг моего домика бродило время. Оно стучало мне в двери, только я не открывал. У меня были другие заботы — я танцевал фарандолу.

ИСХОД (2020)

— Вот имена сынов Изралиевых, что вошли в Египет с Иаковом, отцом их… Вошли каждый со всем домом своим… — бубнил кто-то невидимый

Я приоткрыл правый глаз, на меня в упор смотрели беспощадные семь часов утра жестокого дня — девятого марта.

«Иды мартовские»- почему-то подумал я. В ушах звенели похмельные сверчки, а во рту нагло гадили толстые коты.

«Иды мартовские», — снова подумал я. И услужливый голос поведал из неопределенной хмари:

— И были мужи эти: Рувим, Симеон, Левий…

— Саня, харе уже, емана. — прохрипел я. — Воды дай…

— Проснулся? — зачем-то уточнил рассказчик.

Проснулся ли я? Многие погибали и за более невинные вопросы. Который час, предположим. Или вот еще: как пройти в библиотеку.

Как пройти в эту треклятую библиотеку, насекомое?!

Человечество пытливо и с каждым глупым вопросом приближает свое полное и окончательное вымирание. И что будет после нас? Что будет, когда глупых вопросов больше не останется и над руинами завоет прохладный ветер? Мне казалось, наступит девятое марта. Вот Сашка этими проблемами никогда не заботился, потому и сидел за столом где-то по левую руку от меня, закопанного в кровати.

— Саня, дай воды, — вежливо попросил я. Возможности убить его пока не представлялось.

— У меня к тебе дело образовалось, закачаешься! Знаешь какое? — за гранью добра и разума произнес он. Но воды налил.

— Угум, — ответил я и жадными глотками, переливая на себя и кровать, проглотил благословенную жидкость. А потом уточнил, — Денег нет, Сань, получка только двадцатого.

Получка двадцатого и денег нет вообще. Как класса. Как категории и философской единицы. Нет их вообще. И не существовало. Иначе, зачем мне поздравлять женщин каждый год? Ну, зачем?