Адмиралы Грейги: оклеветанные и забытые - Наталья Колева

печать был долог и труден. В 1954 году Валентин Саввич «дотянул до печати свой первый «кирпич» – «Океанский патруль». Я не буду писать приведенный в книге автограф, как написал сам получатель: «Сохранился экземпляр с автографом передающий отношение автора ко мне, так и безудержное многословие, столь характерное для его книг». Интересна подпись: «Твой навсегда друг, от чего никогда не откажусь, и автор этого романа, от чего тоже не отказываюсь. 26.03.54 г. В. Пикуль». Нет, вру, интересно всё: «Дорогому Кириллу Косцинскому (Успенскому) – человеку, которого я искренне люблю и ценю, как доброго и славного юношу (в это время мне 39 – К.К). Последнее слово – не описка: ты, действительно, так добр и горяч, как возможно только в годы юности, и я не знаю людей нашего круга, кому бы ты сделал зло – зло делают старцы или духовные, вернее, одряхлевшие импотенты. Дай Бог тебе всего хорошего, помоги освободиться от печали, праздности и уныния. Тебя всегда украшало грубое солдатское мужество, переходящее подчас в дерзость, и суровая литературная принципиальность (я сужу по себе). Ещё раз желаю освободиться от всего, что вносит сумятицу в твою душу, и верю-уляжет муть, останется хрустальная вода, через толщу которой мы все разглядим чистое дно твоего большого литературного сердца». Ещё один перл – «чистое дно сердца». Да и выражение «литературная принципиальность» и «люди нашего круга» – уже смешно! Ну, а концовка – выше. Кирилл Владимирович поставил убойную точку в характеристике своих «друзей» написав: «Чтобы добавить последний штрих к семейному портрету Гансовского-Пикулей, не могу не сообщить, что моя жена, приехав на свидание, с горечью рассказала, что целый ряд моих литературных друзей всячески избегает её. Очень скоро выяснилось, что Гансовский, Чугунова и Пикуль распространяли слухи, будто бы именно она «посадила» меня, дав самые резкие «обличающие показания»[12].И вот ещё: «Жену спрашивали о Гансовском, но она сказала, что «политика» её не интересует. Поэтому никаких «политических разговоров» она с ним не вела». Даже в этой ситуации, жена не позволила себе сдать «друга» Гансовского. Успенскому (Косцинскому) «дали 5 лет лагерей за антисоветскую пропаганду, Пикулю – квартиру в Риге»[13]. Вот такая она, дружба Пикуля. И как он жил со всем этим? Совесть не мучала? Или слава глаза застила, а деньги не пахнут? Встречались ли они после этого? Если да, то как могла пройти эта встреча? Как другу, пусть и бывшему, в глаза смотрел? И как разнится мнение друга с тем, что пишут сегодняшние «почитатели». Некоторые «грозятся» музей открыть в Москве.

Старался Пикуль угодить клеветой и тогдашней власти… Видимо, даже переборщил где-то. Иначе зачем Секретарь ЦК КПСС М. В. Замятин вызывал его «на ковер»? А когда и главный идеолог М. Суслов критически высказался о творчестве Валентина Саввича, тут же появилась статья старшего научного сотрудника АН СССР, кандидата исторических наук И. М. Пушкаревой, направленная против романа «У последней черты» (авторское название «Нечистая сила»). Пушкарева, что интересно, прямо сказала о плохом знании Валентином Пикулем истории, добавив, что «литература, которая лежала на столе» у автора романа невелика. Сам же роман «не что иное, как просто пересказ, переписывание белоэмигрантов – антисоветчика Алмазова, монархиста, черносотенца Пуришкевича, авантюриста Симановича»[14]. К слову, последний, уехав за границу, промышлял подделкой советских денежных знаков. Точную характеристику ему дал Г. З. Иоффе: «Симанович был проходимцем такого уровня, что «мемуарам его может доверять, по выражению одного киногероя, только «самый глупый дурак»». Доверяли и использовали.

Советский и российский журналист и писатель Сергей Владимирович Фомин писал: «Характерно, что эти насквозь лживые «воспоминания» А. Симановича, неоднократно пере-издававшиеся в годы перестройки, послужили одним из основных источников для скандально известного романа В. Пикуля «У последней черты», где он обливал грязью Св. Царственных мучеников. Такова логика подобной клеветы, исключений из которой не было и не может быть». В книге Пикуля Императрица Мария Федоровна, якобы на одном из официальных приемов, шепчет Александру II: «Сашка, умоляю тебя, не напейся!». Автором также описывается, как она скандалила в момент смерти мужа и при вступлении на престол сына, и даже якобы вторично выходит замуж. Она же и германофилка, и шпионка, сообщница Вильгельма II. Россию не любила, детей своих не любила, любила только себя. Я удивлялась, откуда взялся бред В. Шигина (в книге «Неизвестная война императора Николая I»), что Юлия Михайловна Грейг не любила своих детей, что они ей были не нужны – вот оно. Слово в слово.

А вот как Пикуль изображает Столыпина: «…жилистый человек докладывает царю о государственных делах и ведет себя по-хулигански», «Развалился перед тобой в кресле, хватает со стола твои папиросы. Да и выпить горазд…» (так говорит о Столыпине у Пикуля Императрица, обращаясь к Императору). Еще: «горько зажмурившись, он [Столыпин – Н.К.] с каким-то негодованием всосал в себя тепловатый армяньяк». В адрес человека, вошедшего в историю великими делами, говорившего: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия», Пикуль употребил все свое хамство. Но по – мнению вдовы и некоторых почитателей – это и есть «уважительное отношение к памяти предков». Вспоминаем интервью его последней жены, сказавшей: «Теперь мы видим, что во многом он был прав. Например, высоко оценив заслуги Столыпина, Колчака, адмирала Зиновия Рождественского… От себя добавлю – я частично вводила Валентина в круг критикуемых вопросов, на каждый крупный выпад он отвечал новой книгой». Правильнее – новой ложью. А в каких выражениях отвечал – мы уже читали. Рижская библиотекарша справилась отлично, подсовывая ему книги немецких, английских, французских и польских авторов. Были ли они на русском или их кто-то для Пикуля переводил – не знаю. Сколько в них было клеветы на нашу страну и на известных, исторических личностей, даже представлять не хочу. Всё читается в книгах Пикуля. А посыл, что «Валентин Пикуль серьезно и бережно относился к документам-подлинникам…» – это и есть миф. Как можно так относиться к документам, если никогда, от слова-вообще, не работал в архивах, а только переписывал чужие книги? Если эти самые подлинные документы в глаза не видел? «У него была богатейшая картотека и он собирал материалы на каждого о ком писал?» И? Это что документы из архива? Да нет, из книг и энциклопедий. «Пикуль часто пользовался услугами библиотеки Рижского окружного дома офицеров, где я работала… Недостающие источники заказывали в Исторической библиотеке им. Ленина, Салтыкова-Щедрина и других крупных библиотеках Союза и даже за границей»[15]. Где упоминания хотя бы об одном архиве? И ещё один вопрос: высоко ценил