Адмиралы Грейги: оклеветанные и забытые - Наталья Колева

на 10 экзаменах получить 10 двоек. Работу предлагали – не пошел. Видимо работать на складе весовщиком, хотя бы просто чтобы помочь матери, которая пахала на нескольких работах, чтобы прокормить Валечку, было ниже его достоинства. Из дома ушел, но жить-то где-то надо было. Выход нашел: женился, практически на первой встречной. Но тёща была женщиной крутой, сказала, «что дочь прокормит, а зятя-тунеядца кормить не будет». Ушел. Кто-то писал, что от этого брака был ребенок. Вторая жена Валентина Саввича – Вероника Феликсовна – была родной сестрой писателя-фантаста Севера Феликсовича Гансовского. У последнего был друг Кирилл Владимирович Успенский (псевдоним «Косцинский»). Про него вспоминали, что он говорил то, что «говорить вслух при посторонних в те годы нельзя, а он говорил…». Познакомились Гансовский и Успенский давно, оба воевали, и когда разговор зашел о войне (при этом Гансовский очень жестко и впечатляюще расписывал тыл), Успенский спросил друга о том, почему он об этом не пишет. «Моя война не интересна издателям. А мне нужны деньги», – ответил Гансовский. Кирилл Владимирович стал говорить что-то «о честности писателя, о его долге», на что Гансовский ответил, что «честность – товар, на который трудно найти покупателя, что долг его Гансовского, выражается в рублях…» и продолжил: «за деньги я готов мыть любые литературные полы». После этого он уехал в Москву, но в конце 1959 начале 60-х Гансовский приехал и обратился к Успенскому со словами: «Знаешь, что-то ты последнее время много суетишься, много шумишь, иной раз, как мне кажется, и напрасно. Давай-ка, если ты не возражаешь, я заберу свои письма». В те времена ещё хранили письма вместе с рукописями, деловыми бумагами и семейными архивами. Отдал ли письма? Я думаю, отдал. Они могли очень навредить «другу Гансовскому». Ведь через какое-то время Успенский был арестован. Знал ли что-то об этом его друг? Оказалось – знал: «Тогда у Кирилла собралось сразу три литературных компании…кругловато-заурядной внешности Валентин Пикуль…да фантаст Север Гансовский с выражением задумчивой обиды на полнеющем, но ещё тонком лице – это он впоследствии и «сдаст» хлебосольного друга в КГБ»[7]. Успенский вспоминал: «В ходе следствия произошли две очные ставки: с Гансовским и с его сестрой, Вероникой Чугуновой, незадолго до этого вышедшей замуж за Валентина Пикуля. Вероника вела себя странно – приветливо улыбаясь, она давала показания по принципу чет и нечет: что-то работающее на мельницу обвинения, что-то опровергающее какие-то другие показания, данные ею, видимо, раньше. Она была вздорной и неумной, но весьма практичной женщиной». Ходили слухи, что именно она, помогая мужу, собирала по архивам информацию для «произведений». В архиве военно-морского флота мне ее фамилия не попалась ни разу. Нашлась статья «Жене Веронике – за всё, за всё…» (так начиналось посвещение одной из книг жене). Написали её биограф В. Чуликанов и сын Чугуновой от первого брака. Чем ответил муж? После её смерти «в изголовье скромной могилы по заказу мужа поставили небольшую плиту из почти необработанного гранита: Вероника Феликсовна Чугунова-Пикуль 1919–1980 г.». «Сам Валентин Саввич ни разу не был на её могиле со дня похорон. Однажды его привезли, он из машины увидел горящую свечу и потерял сознание»[8]. Театр одного актера…Ну прямо «тургеневская барышня». Вот и вся благодарность. Возможно сбором материалов занималась последняя жена. Не зря же на вечере памяти, посвященном 90-летию Пикуля, зашла речь о миссии, которую несла Антонина Ильинична. На том же вечере прозвучала мысль, которая лишний раз подтверждала, что слова о честности, как о товаре который плохо продается, глубоко запали в душу «писателя»: «Пикуль очень точно уловил социальный запрос и прекрасно удовлетворил его, потому его труды выходили миллионными тиражами»[9]. Запрос на что? Как можно было написать, что «уважительное отношение к памяти предков, патриотизм и гражданственность – основные черты исторической прозы Валентина Пикуля»[10]. Хотя…Столько защитников-рецензентов, которые так прямо и говорили, что нельзя «верить русским историкам, а вот своим ангажированным, верить без всяких сомнений». Успенский сожалел, что у него «не было тыла…Разве лишь Гансовский – ближайший друг и единомышленник». Не случилось! «Гансовский был стукачом. Доносил на своих знакомых»[11]. «Он, Успенский, охаивал все самое дорогое, самое святое для советского человека», – сказал муж сестры. А кто у нас муж? Правильно, Пикуль! Это, просто слово в слово, жена и подтвердила. Она заявила, что Кирилл (Успенский-Косцинский) поддерживал Пастернака, выражал ему свою солидарность, а еще «пользуясь знакомством с Леонардом Бернстайном, советовал тому прервать концерт, на котором находился Пастернак и поздравить его с присуждением Нобелевской премии». «Поразил меня и Валентин Пикуль», – писал в своей книге К. В. Успенский (Косцинский). «Правда, хотя и несомненно талантливый (я бы сказал – пузом талантливый), но не очень умный и вполне необразованный человек, что отчетливо просматривается в его ныне популярных у светского обывателя многопудовых романах, он всецело находился под влиянием своей супруги Чугуновой, и её брата – Гансовского. В довольно коротких показаниях он подтвердил основные «идеологические» обвинения, высказанные Вероникой, и добавил, что я всегда оппозиционно относился к Советской власти и её мероприятиям и называл её разновидностью фашизма. Позднее, на суде, он превратил свои показания в мелодраматическое обращение ко мне: «Кирилл, но ты хотя бы теперь понимаешь всю глубину своих заблуждений, которые привели тебя сюда, на скамью подсудимых? Почему ты не слушал моих предостережений?». Чего-то мне не хватает. Поняла… громкого, театрального всхлипа в конце. «Предостережений мне Пикуль не давал. Во время встреч с Гансовским, он молчал, слушал, разве лишь не раскрыв рот, и соглашался со всем, что мы говорили». Было на суде упоминание и о изъятом дневнике Гансовского, куда он планомерно, плодотворно, каждодневно, записывал все разговоры с «другом Кириллом». И даже выдержки из писем. Когда адвокатесса предложила Успенскому ознакомиться с делом, тот об этом и узнал. На вопрос Гансовскому: «Чем вы можете объяснить свои злобные, антисоветские записи?», среди ответов, под № 4 стояло: Влияние моего бывшего друга К. В. Успенского и его постоянные, резкие, грубые антисоветские высказывания» (Уголовное дело, л. 168об). Там же, на л. 172 – «Антисоветские взгляды были внушены мне Успенским. Отказавшись от них, я смог преодолеть свой творческий кризис» (вот, оказывается, что мешало «плохому танцору» – чужие взгляды) и на стр. дела 189об, то, что сказал Пикуль об «охаивании самого святого». Познакомились они в 1947 году, когда, Пикуль пришел на занятия литературного объединения при Союзе писателей. Пикуль тогда писал стихи и не помышлял о прозе. К ней пришел позже, и путь его в