Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев

а она стояла и задыхалась, чувствуя свое тело до самых потаенных мышц и вместе с тем почти что не чувствуя его вовсе. «Неужели так выглядит вечность?» – быстро подумала она, а потом одернула себя. Левой рукой взяла себя за запястье правой. «Ну уж об этом точно никто не узнает», – сказала она почти вслух и испугалась, что Митя мог ее услышать.

– Ну что? – спросила она его. – Насмотрелся на древнерусские древности? У нас они теперь в моде. Повалили. А то жрать больно хочется.

Митя удивленно кивнул.

Она повела его к «Коломенской» прямой дорогой, стараясь не оглядываться, но потом все же не выдержала, оглянулась, попытавшись сделать это незаметно; купола церкви поднимались над зеленью и горели в небе. Митя шел быстрым шагом, о чем-то задумавшись, и теперь не только не оглядывался по сторонам, но не смотрел и на нее тоже. Поле пришло в голову, что это было так, как будто их связала какая-то глубокая и постыдная тайна, о которой не только невозможно рассказать другим, но и между собой лучше говорить намеками, а еще лучше не говорить никак, потому что и нормальных слов для того, чтобы об этом заговорить, почти что нет, и непонятно, что с этим делать, да и с собой об этом тоже непонятно как говорить, хотя вспомнить, да, снова увидеть это можно, и увидеть так остро, что опять перехватывало дыхание и пробирало почти до дрожи. А потом ей пришло в голову, что к этому шло и раньше, когда от первого приступа радости встречи, удивления взаимного понимания и насмешливого многословия они так быстро перешли к разговорам все более редким и бессмысленным, в которых все больше повисало в воздухе, оставаясь не только непроговоренным, но даже неспрошенным. Краем глаза она посмотрела на Митю, это было так удобно, пока он непонятно о чем думал; и почти что заново увидела и его ясные черты, и тоже чуть сжатые губы, и внимательный, напряженный и вместе с тем чуть отсутствующий взгляд. Полю снова захлестнуло нежностью; инстинктивно она взяла его за руку и сразу же отдернула, указала ладонью куда-то назад и вбок.

– Там еще куча всего старого, – неуклюже объяснила она. – При случае напомни мне туда допинаться. Я и сама не очень помню, чего туда натащили.

Разозлилась на себя. До «Аэропорта» они доехали без пересадок, прямо по Замоскворецкой, и меньше чем через час уже грели обед, накануне ее мамой не только приготовленный, но и заботливо оставленный в ожидании их возвращения. Митя попытался вымыть посуду.

– Отвали, – сказала она, оттаскивая его за рукав, – маман вымоет. Я тут одна сколько дней тарелки мыла, пока они в Валентиновке на пленэре тусовались. Только что дуба не дала от голода.

– Тогда гулять? – спросил он.

– В Этажерку? С ночевкой?

– Скотина.

У нее на душе немного полегчало; все возвращалось в какое-то более разумное и привычное русло, и напряжение начало спадать. Действительно походили по городу. Пытались пикироваться, как раньше. Даже дошли до Трубы. Поближе к вечеру повылезали неформалы.

– Панки голимые, – сказала Поля.

– За что ты их так?

– А, защищаешь новообретенных товарищей? Думаешь, угостят? Да они уже не помнят, как ты выглядишь.

– А кто помнит?

– Я помню, – неожиданно серьезно ответила Поля.

Митя удивленно на нее посмотрел.

– Перестань строить рожи. Шучу.

Когда они вернулись домой, тетя Лена ждала их с ужином. «Как она догадалась, когда мы придем?» – подумал Митя. Полиного папы дома еще не было. И снова на Митю нахлынуло то удивительное детское чувство теплой Москвы, где говорили «Митенька» и угощали сладостями, где его ждали к ужину и можно было прислониться к стенке и даже положить локти на стол без того, чтобы тебя немедленно не назвали «гопником».

– Где вы сегодня были? – спросила тетя Лена.

– В Коломенском.

Она улыбнулась.

– Молодцы. Было не очень людно?

– Нет. Там очень хорошо. Боялся, что будет как в Петергофе. Толпы одичалых туристов. А там вообще почти никого.

«Как давно со мной никто так не говорил», – подумал Митя.

– Это все Поля, – добавил он. – Это она молодец. Я за ней хожу, как ослик на веревочке.

Продолжая спокойно улыбаться, Поля пнула его под столом так сильно и точно, что всю ногу пробило электрическим разрядом. Тетя Лена посмотрела на Полю с нежностью. Заставила Митю позвонить в Ленинград.

– А, – сказала мама, – хорошо, что вы просвещаетесь. А то я уж думала, что, кроме помоек и юных бомжей в переходах, тебя вообще ничего не интересует.

Дядя Женя вернулся почти в одиннадцать ночи; как показалось Мите, вернулся хмурый и чем-то обеспокоенный; обнял его почти что молча. Поужинал коротко. Поближе к двенадцати тетя Лена отправила Митю спать, а Поля, как обычно, продолжила тусоваться.

Будить ее Митя взялся выспавшись, позавтракав, забравшись под душ, высохнув, почитав, побродив по пустой квартире, понаблюдав в окно за утренним городом, изготовив некое подобие завтрака, разумеется и для Поли тоже, и окончательно отчаявшись.

– Вылезай, – сказал он, заходя к ней в комнату.

– И не подумаю, – ответила Поля, отвернулась к стенке и демонстративно изготовилась спать дальше.

Митя рывком стянул с нее одеяло. Поля повернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Митя протянул к ней руки, имея в виду, что хочет помочь ей подняться, или, по крайней мере, обманывая себя в том смысле, что именно это он имеет в виду. Поля поймала его за оба запястья и притянула к себе. Не вполне уверенно Митя коснулся ее губ, а Поля отпустила его руки и обхватила затылок. Ее губы были теплыми со сна. Из задернутого тюлем окна на постель падал ясный летний свет. Митя подумал, что, как девицы с Ротонды, она сейчас закроет глаза, но Поля только открыла их еще шире; он чувствовал ее губы все острее, потом начал ощущать меняющийся ритм ее дыхания. Неожиданно Поля чуть отстранилась.

– Свинья, – решительно сказала она.

Митя растерянно на нее посмотрел. Внутри все сжалось; отстранился еще немного; начал набирать воздух, чтобы на одном выдохе попросить прощения.

– В одежде в постель, – добавила она. – Вечером придется менять белье. И как я, по-твоему, буду объяснять это маман?

Он растерянно смотрел на ее внимательные глаза, тонкие черты, высокий лоб, разбросанные волосы. Оттолкнувшись от кровати ладонями, Поля отодвинулась поближе к стенке и чуть приподнялась.

– Блядь, так ты будешь раздеваться? Или ждешь, что раздевать тебя буду я? Так это не порнуха в видеосалоне.

Митя выдохнул, попытался хотя бы немного успокоиться, начал неловко раздеваться. Поле было раздеться значительно проще, на ней и так почти ничего не было. Она встала, прошлась по комнате, «Она же тощая до анорексии», – с нежностью подумал Митя, почему-то посмотрела в сторону улицы и на этот раз поцеловала его первая, стоя.

«А ведь она моя двоюродная сестра», – подумал Митя потом, подумал так отчетливо, как будто не думал об этом раньше. Он повернулся на бок и снова с нежностью на нее посмотрел. Поля лежала на спине, все так же с открытыми глазами, и задумчиво почесывала лоб. Раньше этого жеста он у нее не видел. А Поля подумала о том, что он ужасно славный, и еще, что теперь их отношения стали какими-то более нормальными, а эту невысказанную, так сдавившую душу тайну теперь можно если не забыть, то сбросить с сердца, отложить в сторону,