Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев

куда-нибудь в дальнюю глубину памяти, и просто начинать целоваться каждый раз, когда хочется, когда придет в голову, или раздеваться сразу еще до поцелуев или когда снова покажется, что есть что-то такое, о чем ни в коем случае нельзя говорить.

« 7 »

«Собственно, ничего не произошло, – говорила себе Поля, – так что и темы для обсуждения нет». Но так было в каком-то более абстрактном смысле; в практической же плоскости откровенничать с родителями ей не хотелось, так что с Митей надо было срочно что-то делать. Да в этой ситуации и с собой тоже.

– Смена караула, – сказала она им и забрала ключи от Валентиновки. – Поедем купаться.

– Вас подбросить? – спросил папа.

– Электричкой. Будем сближаться с народом. Процесс пошел. И немедленно выпил.

Папа неодобрительно на нее посмотрел.

– Дом не сожгите. И не вздумайте, правда, напиваться. Мне потом с Андреем объясняться.

Маман посмотрела на них обоих с труднообъяснимой тревогой.

– Поленька… – начала она.

– Потом, – ответила Поля. В матери было нечто немного нелепое, не соответствующее нынешнему времени; перед другими она ее немного стеснялась, а тет-а-тет это просто раздражало.

Ехать было всего ничего, даже на электричке; больше было топать там, в самой Валентиновке, но вот они уже закрыли калитку, сбросили рюкзаки на землю, поднялись по ступенькам, Поля отперла дверь веранды и улеглась прямо на крашеный дощатый пол.

– Приплыли, – объяснила она для верности. Потом, так и продолжая лежать, широко раскинула руки и указала ими в обе стороны одновременно. – Сосны, – добавила она. – И заметь, никаких тебе огуречных плантаций. Здесь еще до революции были дачи.

Митя вышел обратно на крыльцо и начал оглядываться. Она внимательно проследила за ним, потом с деревянным скрипом поднялась и вышла тоже. Ей было приятно над ним подсмеиваться. Солнце переливалось на верхушках сосен, падая на траву яркими и широкими пятнами. Дышалось легко и светло. А потом они действительно пошли купаться на Клязьму.

– Давно я у вас не был, – сказал Митя, и Поля засмеялась.

Она чувствовала себя немного экскурсоводом, и от этого ей было смешно. «А еще, – подумала она, – пытаться увидеть мир чужими глазами – это совсем как читать книгу. Могли бы зачет поставить». К Клязьме спускался небольшой луг, освещенный ровным летним светом; вдоль того берега тянулся низкий лиственный лес. Всевозможные оттенки зеленого мягко переходили друг в друга, временами соскальзывая к желтому и охристому; по воде плескались переливающиеся солнечные блики.

– А? – спросила она.

– Как много света, – почти зачарованно сказал Митя.

– Ага. – Поля уселась на прибрежную траву, поджав ладонями колени. – А еще?

– Еще много берез.

Она хмыкнула. Чувствовать себя экзаменатором было приятно.

– И какая она узкая.

– Удивительно точное наблюдение. – За Клязьму она была готова обидеться. – Не Амазонка. А ты собирался в ней ловить аллигаторов?

Митя чуть удивленно на нее посмотрел.

Утром Поля почему-то проснулась так рано, что даже свет был другим, еще не дневным. Мити в комнате не было; она недовольно вылезла из постели и увидела, что дверь на веранду открыта; он сидел на ступеньках и смотрел в сосновую тень. Не одеваясь, она тоже вышла на крыльцо; повеяло холодом, как бывает весной. Были слышны утренние птицы. Неожиданно Поле захотелось всем этим с ним поделиться, и одновременно ей стало неприятно и немного стыдно от приступа собственной сентиментальности.

– Ну уж нет, – сказала она. – В такую рань никаких шансов.

Вернулась в постель и почти мгновенно уснула.

После завтрака они гуляли по лесу; грибов еще не было. Потом пообедали и снова пошли на Клязьму, но купаться Поле расхотелось.

– Я буду медитировать, – объяснила она.

Теперь уже хмыкнул Митя.

Она сидела на берегу, поджав ноги по-турецки, и смотрела на солнечных зайчиков на воде; отчетливо ощущала мышцы согнутых ног и прогнутые лопатки.

– А у нас лучше, – вдруг сказала она. – У нас ведь лучше?

Митя промолчал; Поле показалось, что он хочет, чтобы она договорила.

– Не хочешь признавать, что у нас лучше, а ведь правда же, – продолжила она. – Ты сам это знаешь. И леса с подлеском, видишь, зеленые и теплые, и на Клязьме можно купаться, и театры, хоть каждый день ходи, даже системных у нас больше.

– Про системных не факт, – ответил Митя.

– Факт.

– И Труба наша настоящая, – добавила Поля ехидно. – И Манеж тоже.

Мите вдруг расхотелось смеяться, и он продолжал молчать.

– А что нужно тебе? – спросил он, еще чуть подумав.

– Мне нужно все, – быстро и убежденно ответила Поля. – Мне нужен весь мир. Все видеть, все понять, все знать, все пережить, все страны, все цветы вобрать в себя глазами, пройти по всей земле горящими стопами… И вообще у меня туда сейчас куча знакомых свалила.

– Хорошо, – сказал он, чуть подумав. – Поехали.

– Куда? – изумленно спросила Поля.

– В Планерское? – Митя удивился не меньше.

– Каков кретин, – сказала Поля. – А как же твоя трасса?

– Подождет.

– И когда?

– Завтра? – спросил он.

– Нет уж, – ответила Поля. – Сначала я хочу назад на хату за шмотками. И еще чтобы никакого стопа.

Митя кивнул; Поля поняла, что последнее слово осталось за ней.

Они поехали послезавтра – и через Москву. Попросили две верхние полки. Сначала поезд шел лесами, хотя города попадались часто, потом леса начали редеть, все чаще перемежаясь лугами; на второй день они оказались на Украине и потянулись степи и пустоши. На полустанках прямо из ведер продавали яблоки и сливы, а в Харькове поезд простоял целых двадцать минут; казалось, что за это время можно было даже заглянуть в город. Ей было интересно, как оно там, за стенами поезда. Луна над степью была неожиданно отчетливой и яркой, а мимо окон часами скользили придорожные столбы. Полки купе чуть подрагивали равномерным и привычным дрожанием. В Коктебеле Поля была только один раз, ориентировалась плохо, но старалась не показывать виду. Впрочем, инязовских со всей компанией они нашли легко. Они стояли километрах в трех-четырех от поселка; было видно, что решили не заморачиваться. Они с Митей пристроили палатку на краю тусовки. Быстро и решительно темнело. Поля счастливо вдохнула теплый морской воздух и совсем было собралась срубиться, но потом дошла до моря, опустила ладони в волны, залезла в воду прямо в одежде. Плескавшиеся неподалеку голые девицы с удивлением на нее посмотрели. «Двойное погружение, – объяснила им Поля. – Двойной запас магической энергии». Вылезла, разделась догола, заставила раздеться и Митю тоже, влезла в воду по новой, вернулась в палатку и окончательно срубилась. «Заберешь шмотки с берега?» – попросила она его уже сквозь сон. Митя вроде бы еще тусовался с девицами у костра, но ей снились луна над степью и дрожащий подстаканник на крышке стола.

– Интересно, они тут нудисты только ночью или вообще? – заинтересованно спросил ее Митя утром.

– Вообще, – ответила Поля. По крайней мере, в прошлый раз было именно так. Но тогда тусовка была несколько другая, так что это было не вполне очевидно.

Но именно так и оказалось. Утром пипл все так же потрясал членами и грудями; эти сцены она уже видела в прошлый раз, и ее они не впечатляли, а вот Мите, похоже, было в новинку. Известная романтика в этом все же была; и Поля познакомила его с теми, кого знала сама. После завтрака они снова влезли в море. Подальше от моря народ был в основном одетый; видимо, это была форма загорания, подумала она,