Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов

«ни для кораблестроения, ни для другой какой-либо надобности»684. Однако учредители Печорско-Обской компании не соглашались с такими оценками качества печорской древесины. По их мнению, даже если значительную часть печорских лесов и составляли фаутные деревья, то количество остальных, пригодных для кораблестроения, все равно было более чем достаточным с точки зрения целей предприятия. Так, по оценкам В. Н. Латкина, основной массив печорских лесов, произрастающих на территории Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии и Мезенского уезда Архангельской губернии, составлял до 36 000 000 десятин,

но положим, что оказалось бы всего только сотая часть, т. е. 360 т. десятин хороших лесов в местах, доступных для вырубки и сплава. Разделяя вырубку этих 360 т. десятин на 50 лет, в которые может подрасти молодой лес, и предоставляя на вырубку 7,200 десятин в год, с тем, что на каждый вырублено будет по 50 дерев, из которых было бы годных для приготовления досок 100 бревен, то и тогда отпуск лесов можно бы довести до 700 т. бревен. Заготовление и сплав их доставили бы много выгод бедным обитателям этого края, а с этим вместе здесь развились бы и другие промыслы. Если же – и что всего вероятнее – лесов годных откроется из 36 миллионов десятин пятидесятая часть, т. е. 720 т. десятин, то какие огромные выгоды представляет этот, теперь дикий край, на пользование в будущем, и сколько источников доходов может быть открыто в нем, когда проникнет сюда промышленность, когда проложит она пути свои через болотные дебри и откроет плавание по широким рекам этих пустынь!685

По сравнению с другими задачами заготовка леса казалась наименее сложной. Воображение компаньонов рисовало самые радужные картины: неисчислимые природные богатства можно было просто взять и превратить в деньги. Однако чем больше они втягивались в лесозаготовительные работы, тем с большим числом трудностей сталкивались. Очень скоро выяснилось, что представляющие для Печорско-Обской компании главный интерес толстоствольные сосновые леса «растут большею частью в значительном расстоянии от рек на боровых местах. Доставка таковых лесов по рекам должна быть сопряжена с большими трудностями»686. Много лет спустя, подводя итоги своей предпринимательской деятельности в Северном крае, П. И. Крузенштерн писал о местных лесных богатствах: «Про Печорский край можно сказать: глаз видит, да зуб неймет»687. Действительно, летом 1855 – осенью 1856 года, когда по Высочайшему дозволению П. И. Крузенштерн «в виде опыта» вырубил на притоках Средней Печоры 1200 и на притоках Верхней Печоры 1300 лиственничных деревьев, он не смог доставить их даже на главное русло реки688. Оказалось, что «притоки реки Печоры требуют значительных издержек для очистки их от валежника», лишь несколько плотов удалось «спустить не более как на 100 верст»689.

Не менее сложным препятствием были бюрократические буреломы. Они возникали из-за столкновения сложившихся еще в XVIII веке двух противоположных подходов к лесным ресурсам страны – охранительного (сберегающего) и коммерческого (добывающего). Дефицит леса вблизи верфей порождал государственные меры, направленные на строгий учет и защиту лесов, но в то же время экспортная торговля древесиной приносила казне существенную прибыль. Лесопромышленники часто оказывались главными жертвами этой непростой дилеммы690. В 1850–1860-х годах на умонастроения чиновников Министерства государственных имуществ большое влияние оказывал утвердившийся в немецкой науке о лесном хозяйстве величайший страх перед «умиранием лесов» (Waldsterben). Вслед за европейскими лесными специалистами прошедшие у них выучку российские лесоводы обвиняли частных собственников в безответственной вырубке лесов, которая могла привести к исчезновению лесов во всей стране, как это уже произошло во Франции и Германии. При этом нагнетание страха по поводу исчезновения лесов в России не опиралось на какие-либо статистические данные, но «было важным риторическим ходом в попытке установить власть лесоводов и государства и заставить российских помещиков, владевших лесами, использовать их разумно»691. Эта административная озабоченность была характерна и для тех мест, где помещиков не было. Так, оберегая природные ресурсы от «истребления», Архангельская палата Министерства государственных имуществ крайне неохотно выдавала разрешения на вырубки (билеты) в лесах Северного края. Казна стремилась поставить на учет буквально каждое дерево692. В то время как большинство экспертов Лесного департамента Министерства государственных имуществ сходились в том, что частная вырубка ведет к массовому уничтожению лесов империи693, «ревнители Севера» утверждали, что на Печоре «ныне в один пожар, которые часто случаются, истребляется более леса, чем в 25-летний срок оный мог бы быть истреблен с тройным числом рабочих сил»694. Сто лет спустя статистические исследования советского историка М. А. Цветкова доказали правоту позиции В. Н. Латкина – П. И. Крузенштерна: никакого истребления казенных лесов в рассматриваемый период не происходило695. Но в 1850–1860-х годах в Министерстве государственных имуществ утвердилась иная точка зрения696.

Когда весной 1857 года П. И. Крузенштерн обратился в Лесной департамент Министерства государственных имуществ с просьбой «дозволить ему на основе Высочайшего повеления порубку и сплав 500 сосновых дерев и 50 лиственничных дерев, ибо сосновые деревья своей удельной тяжестью могут значительно облегчить лиственничные плоты, из которых некоторые сплавленные в прошлом году в Лебяжий хур (приток Печоры) уже совсем затонули [тогда как] река Печора в разных местах имеет большие переборы [устар. – перекаты] и в таких местах каждый дюйм большой глубины плота может надолго остановить операцию сплава»697, Лесной департамент удовлетворил его просьбу, но поручил Вологодской палате государственных имуществ пристально следить за тем, «чтобы не было вырублено больше деревьев и других пород, и чтобы как эти 500, так и ранее заготовленные 2500 лиственничных дерев не были употреблены Крузенштерном на его собственные [то есть помимо сооружения сплавных плотов] надобности»698. Совсем скоро, улучив агентов П. И. Крузенштерна в нарушениях, «местные начальники» наложили решительный запрет на дальнейшее проведение «лесной операции»699. Обращение П. И. Крузенштерна за защитой к управляющему Министерством государственных имуществ Д. П. Хрущеву не возымело действия. Министерство приняло сторону своих подчиненных, лишив П. И. Крузенштерна, по его словам, «всех выгод начатой с Высочайшего разрешения операции»700.

С началом производства регулярных «лесных операций» силами созданной в 1858 году Печорско-Обской компании контроль за отбором вырубаемых деревьев со стороны Лесного департамента только возрос. В 1862 году компании было позволено в течение 12 лет вырубать до 30000 деревьев ежегодно. Таким образом, за все время действия привилегии компания могла вырубить не более 360000 деревьев, то есть в два раза меньше их ежегодного прироста. Хотя, как мы уже знаем, за весь период компаньоны не смогли вырубить деревьев в объеме даже одной годовой нормы, в 1862 году установленные Лесным департаментом ограничения казались им совершенно ретроградными. Кроме того, Печорско-Обской компании запрещалось рубить лес

1) ближе двухверстного расстояния от берегов рек…

2) ближе двух верст от жилых мест, чтобы не стеснить местных жителей в пользовании лесными