Облака на коне - Всеволод Шахов

отяжелела и Нобиле вытянул руку в сторону мешков с балластом. Старший из стартовой команды кивнул, подозвал нескольких человек. Неспешно, по очереди, освободили горловины мешков.

– Ещё! Ещё! – деловой тон старшего стартовой команды понравился Нобиле. Правда в Италии такие манипуляции проводили военные морских сил в строгой военной форме с фуражками, украшенными развевающимися на ветру ленточками, отчего каждый подъём дирижабля казался праздником.

Первый полёт «В–6» и такая обыденность. Замызганные ватники, грязные сапоги, а у тех, что на поясных вдали стоят, полуразвалившиеся лапти и драные фуфайки. Оборванцы! Начальник порта пояснил, что солдат забрали на подготовку ноябрьского парада в Москву и пришлось из мастерских народ собирать. Что ж поделать…

Но настроение у Нобиле всё равно было отличное. Это сколько времени прошло, что не командовал полётом. С двадцать восьмого года, с последнего дня «Италии»… шесть лет!

Дирижабль дёрнулся. Медленно приподнялся от земли на десяток сантиметров. Стартёр подошёл к гондоле, подставил плечо, без труда приподнял огромный стометровый дирижабль. – Хватит! Отлично! – порадовался результату.

Нобиле выпрямился. Поправил френч. Стартёр отошёл в сторону.

– Моторы! – Нобиле вывел руку в сторону машинного телеграфа, обеспечивающего связь с моторными гондолами. Паньков набрал на пульте команду «Запустить моторы!»

Гул двигателей нарастал, заглушая разговоры среди стартовой команды. Кормовой двигатель загудел ровно, к нему присоединились два бортовых.

– Исправно! – с моторных гондол по телеграфу поступили ответы.

Нобиле кивнул Панькову, приподнял руку ладонью вверх, плавно покачал, призывая к подъёму. Паньков бодро озвучил в рупор: «Приготовиться к взлёту!». Нобиле высунулся по пояс из окна рубки, осмотрел нижнюю часть борта гондолы, убедился, что вблизи никого нет.

Стартер выкрикнул: —Приготовиться к вытягиванию поясных!

Нобиле повернулся к Панькову и коверканно бросил: «Да–вай!» Паньков срывающимся голосом прокричал в рупор: – Отдать корабль в воздух!

Стартовики на земле суетливо вытягивали из петель поясные канаты. Дирижабль поднимался.

Паньков несколько суетился, повторяя для штурвальных команды, которые отдавал Нобиле. Нобиле был спокоен. Он разместился позади штурманского столика, откуда хорошо просматривалась вся рубка управления. Только пару раз он чертыхнулся, когда по старой привычке искал штурвального высоты с правой стенки рубки. Уже и забыл, какие доводы приводили конструктора, когда уговорили переставить штурвал…

Гул моторов усилился и Паньков, стоявший на штатном месте командира, рядом со столиком штурмана, слегка подрагивающим голосом, передал команду штурвальному направления: – Выходи на линию Рогачёвского шоссе!

Штурвальный громко отвечал: – Сделаем, командир!

Наконец, по–очереди, члены экипажа стали стаскивать с себя парашюты. Нобиле подразнил:

– Спины мокрые! Где вы работали?

Напряжение спадало. Обычно этого нельзя допускать на первых полётах – ещё не облётанный корабль мог таить опасность, но Нобиле почувствовал, что корабль «В–6», построенный как улучшенный вариант «Норге» и «Италии», ведёт себя контролируемо.

Всё же, для полноты картины, решил осмотреть весь корабль и поднялся в киль.

Баки с горючим, развешанные по обоим бортам вдоль киля, на удивление, не мешали проходу. Пока корабль делает первые полёты – он пустой, но со временем проход будет захламляться всякими подручными инструментами, вспомогательными приборами и ещё чёрт–те чем, – от гамаков до подушек с одеялами, – создающим удобства для отдыхающих после смены членов экипажа.

Тусклых лампочек, развешанных вдоль прохода, не хватало чтобы оценить показания бензомеров. Бортинженер блуждал между баками, светил ручным фонариком, снимал показания. Нобиле заглянул в записи бортинженера, различил «плюсики» около надписей «равномерный расход», «центровка дирижабля в пределах допуска». Похлопал бортинженера по плечу и направился в сторону кормы.

Скрип шарниров, связывающих стрингеры и шпангоуты, сопровождал Нобиле, пока сбоку не показались дверцы, выводящие к моторным гондолам.

«Что ж, начнём с правой». Открыл. Высунулся… Воздух резанул лёгкие, хотя сегодня утром лишь слегка подмораживало. В голове проскочило: «Это с непривычки». Рядом с выходом висел запасной ремень с специальным замком под страховку. Нобиле обхватил себя поясом, пристегнул замок за страховочный трос. Держась руками за верёвочные перила, осторожно переставлял ноги, двигаясь по деревянным настилам. Неприятно покачивало.

Моторист, заприметив Нобиле, открыл дверь в моторную гондолу и уступил своё место, пересев на радиатор. Нобиле кое–как втиснулся в крошечное пространство. Выдохнул, посмотрел на приборный щит: слегка дрожащие стрелки приборов под стеклянными глазками. По выгравированным цифрам на шкале определил: счётчик оборотов, бензиновый манометр, масляный манометр.

Посмотрел через оконце на мерно вращающийся винт.

– Норма? – выкрикнул, наклонясь к уху моториста.

Тот закивал, перебивая рёв моторов, громко проговорил:

– Здесь как маленький островок у большой земли…

Нобиле сжал ладонь в кулак, выставив большой палец вверх, огласил:

– Норма! Мотор – Майбах! Германия! – похлопал моториста по плечу и полез наружу.

В левую гондолу решил не идти – увидел у двери бортинженера, махнул рукой: «Доверяю. Справишься». Сам спустился в рубку управления.

– Где Титина? – Нобиле озирался по сторонам, задавал вопрос штурвальным. Каждый отвечал: «Не знаю», но усмешка в их глазах выдавала заговорщицкую проказу. Нобиле, в раздражении, поджал губы: «Что такое, на Титину все обозлились…» Вспомнил, как вчера утром, в проходной Верфи, его остановили. Новый молодой охранник нервно выговорил: «Ваш пропуск?» Нобиле засуетился: уже полгода ему приветливо кивали в знак почтения, а этот вдруг… Неужели инструктаж с молодым не провели? Нобиле не сразу сообразил, где у него лежал пропуск. Нашёл в бумажнике. С удивлением посмотрел на свою несколько стёршуюся фотографию, протянул охраннику. Охранник вдруг заявил: «Пропуск на собаку есть?» Нобиле не понял вопроса, вернее, не мог сопоставить слова пропуск и собака: «Я пропуск показал. Собака моя», – для верности потыкал пальцем себе в грудь. Охранник вытянул руку в сторону Титины: «У меня приказ, никого без пропуска не пускать!» – посмотрел на Нобиле в упор и добавил, имитируя угрожающий голос своего начальника: «…смотри, чтобы даже мышь не проскочила…» Нобиле вспомнил, что на днях ему что–то говорили об ужесточении пропускного режима. Стал думать, как поступить: поднять скандал или разрешить мирно? Решение пришло извне: в проёме двери появился старший по охране и быстро устранил проблему. «Рядовой Климов, вы что, не узнаёте синьора Нобиле? У него особое положение». Климов вытянулся перед своим начальником, замямлил: «Да, да, понял… есть…а собака?» – «Что собака? Собаку тоже пустить».

…Нобиле поозирался, прошёлся вдоль гондолы, добавил металл в голос:

– Где Титина?

Послышался сдавленный лай. Нобиле забеспокоился, подался в сторону захламлённого угла. Лай доносился из холщового мешка. Освободил Титину. Та выскочила, извиваясь между ног хозяина, радостно завиляла хвостом.

– Кто это сделал? – Нобиле почувствовал, что исказился от злости.

Пришлось Панькову разъяснять:

– Вы когда на обход ушли, Титина стала бегать по рубке, а механик Мишка Никитин приборы открывал для регулировки. Титина детали стала растаскивать, хулиганить… пришлось посадить в изолятор.

Нобиле порывался найти Никитина,