"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Ознакомительный фрагмент

— Мне о вас родители рассказывали, — добавил молодой человек. «О взятии Брилля».

— То дело давнее, — ворчливо ответил капитан, и приказал: «За водой следите, еще не хватало, чтобы кто-то по курсу нашему выскочил».

Капитан оглядел порт и велел: «Вон там швартуйтесь, у складов, нас разгружать уже должны начать, завтра, время не ждет».

Он сошел на берег, и, взяв лодку до Зингеля, выпрыгнул у какого-то моста. Солнце неожиданно выглянуло из-за туч, и Виллем, раскурив трубку, сел на поросший влажной, не по-зимнему зеленой травой, склон набережной.

«Какая мягкая зима, — вдруг подумал он. «Та холодная была, я, когда Марту в Дельфт обратно вез, боялся, как бы она с детьми не простудилась. Она, наверное, еще пятерых с тех пор родила, как мы со Стивеном встречались. Повезло этому Корнелю, ничего не скажешь. Ну да, она меня, на сколько, младше — мы же считали тогда в Мон-Сен-Мартене, лежали на ковре перед камином, целовались, и считали. На восемь лет. Сорок один ей летом будет, да».

Он вспомнил зеленые глаза Марты, там, за портьерой, в доме покойного штатгальтера.

«Надо было тогда сразу ее в церковь повести, — Виллем усмехнулся, — ну, разобрались бы как-нибудь с Корнелем, взрослые ведь люди. А так — ни жены, ни детей, у меня нет, и вряд ли уже появятся».

— Эй, на суше! — раздался смешливый голос. «Конец примите!»

Адмирал машинально потянулся за канатом и, подняв глаза, увидел перед собой знакомое лицо. «А все же не стареет он, — успел подумать Виллем. Адмирал поднялся, и, протягивая руку, сказал: «Ну, здравствуй, Стивен. Здравствуй, друг».

Служанка поставила на деревянный стол огромное блюдо с устрицами и, смущаясь, краснея, сказала: «Если вам что-то будет еще нужно — зовите».

— Непременно — красивый, в изящном черном, расшитом серебром камзоле, мужчина потрепал ее по румяной щеке и протянул мелкую монетку: «Купи себе что-нибудь, вон, — мужчина кивнул за окно, — ярмарка приехала».

— Очаровываешь простушек? — невысокий, светловолосый, пожилой человек пробрался через гомонящую толпу рыбаков.

— Не могу отказать себе в удовольствии, — усмехнулся Матвей, и добавил: «Могли бы и у моего брата поесть».

— У твоего брата, — Джон проглотил устрицу, — вот такого нынче не получишь. Да и этого, — он указал на служанку, что несла за их стол дымящийся горшок, — тоже. Бери ложку, это пюре из турнепса с беконом, во всех Нижних Землях лучшего не найдешь. И вообще — тут отлично готовят, ты не смотри, что все так просто.

— Я слышал про какой-то овощ из Нового Света, — Матвей облизнулся и отпил пива, — тоже в земле растет, как турнепс. Вкусный, говорят.

— Да, его пока редко где встретишь, — улыбнулся Джон, — но за ним — будущее. Ну что наша дама?

— Мадемуазель Габриэль? — Матвей усмехнулся. «То есть, прости, мадам де Лианкур. Король повенчал ее, для приличия, и сразу же отправил мужа в деревню. Ну что я тебе могу сказать — наш добрый Генрих Наваррский покинет протестантизм, рано, или поздно».

— Уверен? — озабоченно спросил Джон.

— Париж, мой дорогой, стоит мессы, — Матвей вытер хлебом дно горшка. «Тем более эта самая Габриэль — истовая католичка. Ночная кукушка дневную, как говорится, — перекукует.

Дневная, как ты понимаешь, это я».

— Да, — Джон набил трубку.

— Курить стал? — зорко взглянул на него Матвей.

Джон тяжело вздохнул и потер лицо руками. «Сейчас провожу тебя, и повезу Веронику в Венецию. Она хочет умереть дома. Сам понимаешь, если бы не это, я бы с тобой поехал».

— Не глупи, — резко сказал Матвей. «И брата моего тоже трогать не надо — у него дочери еще четырех лет не было. Сам все сделаю. А с Вероникой, — он осторожно взглянул на мужчину, — все так плохо?

— Врачи разводят руками, такие вещи не лечатся, — Джон посмотрел куда-то вдаль. «Она еще и опиум не принимает, от болей, терпит. Маленькому Джону тяжело, конечно, как сам понимаешь».

— Ты останешься? На работе, я имею в виду, — Матвей заказал еще пива.

— Хоть мне и почти семьдесят — Джон едва заметно улыбнулся, — Ее Величество не хочет меня пока отпускать. Мы же с ней, как ты с покойным царем Иваном — я ее ребенком еще знал, и брата ее тоже.

Джон оглядел шумный, грязный зал, и вдруг вспомнил изящную комнату в Хэмптон-Корте.

«Март, да. Сырая была весна, дождливая. Я приехал с докладом, а она стояла у окна. Как это она тогда спросила: «Джон, вы же хорошо знали моего отца. Он ведь не всегда ставил интересы Англии выше собственного счастья?».

А я ответил: «Что позволено мужчинам, то не позволено женщинам, Ваше Величество», и потом посмотрел на подол ее платья, — там были брызги грязи. «Я была на верфях, — сказала она тогда. «Смотрела этот новый корабль, «Изабеллу». Не успела переодеться».

Сколько же ей лет тогда было? Тридцать два, да. А ему — тридцать. Господи, сколько лет прошло, а она все это платье не выбрасывает, оно ведь до сих пор висит в гардеробной.

Бедная девочка».

— Ты что? — услышал он голос Мэтью.

— Задумался, — ответил Джон. «Прости. Так вот — о чем ты просил, — ладно, я согласен. Езжай туда со своей Мэри, с сыном и живите спокойно. Ну, — разведчик улыбнулся, — будешь иногда кое-что делать, так, по-дружески. Сколько лет-то Мэри твоей?

— Двадцать семь, — ответил Мэтью, и Джон подивился тому, как изменилось его холодное, редкой красоты лицо, — оно стало нежным и мягким, — на единое, мимолетное мгновение.

— Ну, она тебе еще пятерых родит, — рассмеялся Джон. «Тебе еще шестидесяти не было, вон, на брата своего посмотри — думаешь, это у него последний ребенок?»

— Не думаю, — поднял бровь Матвей. «И да — я не намерен терять времени, ты прав».

— Главное, — заключил Джон, поднимаясь, — чтобы у тебя все получилось. Ты же с ними не виделся, в тот раз?

— Издали только, — усмехнулся Вельяминов. «Там стрельцы на каждом шагу, в этом Угличе, а я все же там цепями тряс и мычал перед церковью, а не на коне гарцевал с саблей в руках.

Но весточку передал, и от них тоже получил — ты, же сам читал».

— Ну, поехали, — заключил Джон. «А то ты послезавтра отплываешь, а мне еще с твоим братом надо посидеть, поговорить кое о чем».

— Я думал, он в отставке, — удивился Матвей, когда они уже выезжали на дорогу, что вела к Амстердаму.

Джон посмотрел на плоскую, сырую, покрытую сетью каналов равнину вокруг, и заметил:

«Теплая зима в этом году, хорошо тебе на корабле будет».

— Вот же человек, ты какой — в сердцах ответил Вельяминов, — в простоте и слова не скажешь.

— Я, мой дорогой, — сердито ответил Джон, — начал всем этим заниматься, когда покойный король Генрих воевал с покойным же королем Франциском. Это полвека назад было. И до сих пор жив, как видишь, чего и тебе желаю. А почему жив — потому, что молчу».

Матвей фыркнул и пришпорил своего белого, ухоженного коня.

В дверь постучали, и Эстер, открыв, увидев на пороге мнущегося мужчину, спросила: «Давно началось?»

— Да уж с утра, — ответил тот, снимая шапку, — как коров она доила. Ну, там еще масло потом сбить надо было, замотались, в общем. А сейчас уже охает, говорит, больно мол. Я на лодке, быстро доберемся.

Женщина накинула плащ, и, взяв мешочек с инструментами и снадобьями, поднявшись наверх, просунула голову в кабинет.

Мужчины сразу же встали. «Я в деревню, к пациентке, вернусь поздно, — сказала Эстер.

«Если твой брат приедет, на кухне все готово. И Мирьям уложи, ладно? Рада была познакомиться, мистер Виллем, — она улыбнулась и добавила: «Спасибо за кукол, дочка такой красоты и не видела никогда, вон, который час уже с ними играет».

— Я сейчас, — сказал Степан Виллему, и, оказавшись в узком, темном коридоре, вдруг легко приподнял жену и поставил на сундук. «Все равно я тебя выше, — усмехнулся Ворон, и, поцеловав ее, — долго и сладко, — шепнул: «Ну вот, ты вчера была, где надо, а теперь две недели я тебя никуда из кровати не выпущу, соскучился».

— Я тебя разбужу, — пообещала Эстер, и, вдохнув такой знакомый запах — соль и теплые, пряные специи, почувствовала, как подгибаются у нее колени.