Молот шотландцев - Виктория Холт

— Вовсе нет, дорогая моя, — настаивала вдовствующая королева. — Небеса должны знать, что это дитя будет посвящено служению им. Тогда, быть может, Господь смилостивится, и если Он уже решил послать девочку, то, возможно, заменит ее на мальчика.

Королеве такая логика показалась странной, но она не стала перечить свекрови. Никто ей не перечил — даже Эдуард, который обычно улыбался, выслушивал ее советы, а затем уходил и поступал по-своему.

Пришел час королевы. Она лежала в постели, с нетерпением ожидая, но в положенный срок услышала разочаровывающие слова: «Еще одна девочка».

Но на этот раз она была здоровой, совсем не похожей на злосчастную Беренгарию.

— Нет сомнений, — сказала вдовствующая королева, — что это дитя должно стать монахиней. Я выбрала Эймсбери, куда однажды удалюсь и сама… когда придет время и если Папа даст мне диспенсацию, которая позволит мне сохранить мое вдовье достояние. Я не намерена отдавать его ни одному монастырю на земле.

Девочку назвали Марией, и королева вскоре забыла о своем разочаровании и в глубине души знала, что не променяла бы ее на всех мальчиков на свете.

Принцесса Элеонора была в восторге. Она заметила, что отец проявляет к ней особый интерес. Он всегда давал понять, что она — его любимица, и как бы сильно он ни жаждал сына, это никогда не омрачало их отношений. Она верила, что может читать его мысли.

Если королева продолжит рожать девочек, а здоровье Альфонсо не улучшится, то самым важным ребенком в королевских покоях будет принцесса Элеонора. Она любила своего младшего брата, но ей также нравилось быть важной, и она не могла не заметить, что с годами ее значимость лишь росла.

Поэтому она была скорее довольна, что новым членом семьи стала маленькая Мария, а не какой-нибудь ревущий мальчишка, который умалил бы ее значимость и требовал бы всего внимания.

Ее мысли о собственном положении, несомненно, имели под собой основание, ибо она заметила, что по возвращении из Вустера отец, казалось, стал проводить с ней больше времени. Как и всех в семье, их связывали глубокие узы любви, но принцесса чувствовала, что между ней и отцом есть нечто особенное; она, конечно, была предана матери, но не находила в ее обществе того же трепетного удовольствия, что в обществе отца.

Ей нравилось гулять с ним по садам, и он, как ни странно, хотя столько людей желало его видеть, находил для нее немного времени.

Теперь, когда он вернулся, она расспрашивала его о войне в Уэльсе, и он охотно говорил с ней, словно она была одним из его генералов, и находил огромное удовольствие в ее умных вопросах и замечаниях.

— Ты вырастаешь из детства, — сказал он по этому случаю. — Тринадцать, да? Какой серьезный возраст!

Она торжественно с ним согласилась.

— Думаю, тебе пора иметь собственный двор. Что скажешь? Полный штат прислуги… твой собственный.

— Как бы мне этого хотелось!

— А почему нет? Разве ты не моя старшая дочь? И настолько старше других. Джоанну скоро придется вернуть домой.

— Странно, — сказала принцесса, — что я никогда не видела родную сестру.

— Она скоро вернется, ибо нам нужно будет устроить ее брак. Уже идут переговоры с королем римлян. Его старший сын — Гартман, который и сам однажды станет королем римлян. Мне нравится видеть своих дочерей королевами.

— Интересно, какая она, Джоанна.

— Немного избалована, полагаю. Ее бабушка в младенчестве склонна была ее баловать и, без сомнения, продолжала в том же духе.

— Значит, — произнесла принцесса с серьезностью, позабавившей короля, — ей пора домой.

— Вот как? Так ты не считаешь, что твои родители балуют своих детей?

Она взяла его под руку и прижалась к нему.

— Дорогой отец, с вашими детьми обращаются так, как и должно. Все, что вы делаете… совершенно.

— Какое мнение у ребенка о своем отце!

— Когда вы заговорили со мной так торжественно, я испугалась, что вы собираетесь говорить о моем замужестве. Я не вынесу разлуки с вами, дорогой отец, и с матушкой, и даже с бабушкой.

— До этого еще далеко, — успокаивающе пробормотал он.

«Почему?» — удивилась она. Она уже много лет была обручена с инфантом Арагонским. Его дед, король Арагона, недавно умер, и его сын Педро стал королем. Таким образом, сын Педро, Альфонсо, жених принцессы, стал прямым наследником арагонского престола. При таких обстоятельствах не должно было быть никаких причин откладывать ее замужество. Ее охватила паника. Неужели эта перемена в отношении отца означала, что ей предстоит покинуть дом?

Она воскликнула:

— Я не вынесу разлуки с вами!

— Обещаю, до этого еще далеко. — Он взял ее руку и крепко сжал, словно давая понять, что не отпустит ее. — Я хотел поговорить с тобой о твоем новом дворе. Это куда более приятная тема.

— Ведь до этого еще далеко, не правда ли, дорогой отец?

— Будь уверена, любовь моя, я сделаю все, чтобы это случилось как можно позже.

— Но вы ведь можете все, что захотите. Если бы вы сказали, что я никогда не уеду, я бы и не уехала.

— Вижу, ты послушная дочь с правильными представлениями об отце.

— Мой отец — король, — гордо сказала она.

Его переполнила любовь к ней. «Будь у меня еще один сын, — подумал он, — я бы никогда не полюбил его так, как люблю эту свою дочь».

— Итак, — сказал он деловито, — камергер, а? Управляющий залами, постельничий?

— Повар, — подхватила она, смеясь, и страхи ее рассеялись, ибо если он собирается дать ей собственный двор, как и обещал, то не может и думать о том, чтобы отпустить ее из страны. — Засольщик, да, мне непременно нужен засольщик.

— Непременно! Какой же королевский двор без него обойдется? Какой у тебя будет великолепный двор!

— Достойный самого короля, — сказала она. — Но ведь я дочь короля… его старшая дочь. Бедняжка Альфи мог бы ревновать… будь он таков по натуре. Но он просто за меня порадуется.

— Альфонсо — хороший мальчик, — сказал король, нахмурившись.

И они поняли друг друга без слов. Если Альфонсо умрет, как и его братья, а другого мальчика не будет, то она, принцесса Элеонора, окажется в очень важном положении. Она станет наследницей престола.

Они продолжили прогулку, обсуждая двор, который у