Тысяча кораблей - Натали Хейнс

У воды выстроилось целое войско, а за ним виднелась флотилия парусных кораблей. Троя ни за что не устоит перед такой мощью. Ифигения ощутила мимолетный прилив грусти оттого, что ее муж не успеет отличиться в столь скоротечной распре. Возможно, будут и другие войны. Девушка приближалась к отцу, необычайно величественному в своем ритуальном облачении, стоявшему возле богато одетого жреца. Но тут она почувствовала, как песок царапает кожу на ступнях между пальцами, и поняла: что-то не так.

Паруса кораблей совершенно сникли. Было слишком рано для зноя, но воздух казался слишком плотным, и девушка задыхалась. То же самое Ифигения заметила и вчера, наблюдая, как братишка играет в каменных бассейнах, однако отмахнулась от этой странности: они находились в защищенной от ветров части побережья. Но здесь было столько людей, столько кораблей, и все же ничто не колыхалось на ветру, паруса бессильно повисли. Никогда еще воздух над водой не был столь неподвижен. Не предзнаменование ли это? Ифигения почувствовала, как участилось дыхание. Неужели боги предостерегают ее от этого брака? Или наоборот: они усмирили ветер ради свадебной церемонии? Ей очень хотелось спросить мать, но Клитемнестра не замечала ничего необычного. Она бодро шагала вперед, словно торопилась на собственную свадьбу. Царица даже как будто растерялась, когда между ней и дочерью вклинились воины. Клитемнестру отвели в сторону, а четверо мужчин продолжили путь к алтарю вместе с невестой.

Ифигению тревожило не только безветренное небо. Было и кое-что еще. Девушка понимала, что свадьбы, вероятно, интересуют мужчин куда меньше, чем их жен и сестер. Однако настроение вокруг было совсем не праздничное. Царевне подумалось, что перспектива выпить несколько бурдюков вина могла бы вызвать у солдат немного радости; тем не менее мужчины казались замкнутыми, отчужденными как друг от друга, так и от нее. Когда Ифигения проходила мимо, воины хмурились, уставившись в землю, вместо того чтобы восхищаться ее красотой. На один ужасный миг ей почудилось, что она в чем-то сплоховала: надела уродливое платье или неудачно накрасилась. Но рабыни матери в один голос хвалили ее. Для свадьбы царевна нарядилась подобающе.

А потом Ифигения увидела блеск отцовского ножа в лучах утреннего солнца и в один миг обо всем догадалась, словно некое божество подсказало ей ответ. Предательская неподвижность воздуха ниспослана свыше. Артемида была оскорблена проступком Агамемнона и теперь требовала жертвы, иначе корабли не смогут отплыть. Итак, Ифигения не получит ни свадьбы, ни мужа. Ни сегодня, ни после. Девушка мыслила с абсолютной ясностью, хотя чувства ее почти отключились. До нее донесся яростный вопль матери, но откуда-то издалека, словно эхом отражаясь от стен пещеры. Мужчины остановились у подножия жертвенника, и Ифигения поднялась по трем шатким ступеням навстречу отцу. Он казался совершенно незнакомым.

Дочь молча опустилась на колени перед Агамемноном. Слезы текли у него по бороде, но царь не выронил ножа. За спиной у него стоял дядя Ифигении, чьи рыжие волосы сияли в лучах утреннего солнца. Она почувствовала, как Менелай протянул отцу руку, предлагая поддержку в предстоящем испытании. Царевна озирала море кожаных доспехов, гадая, кто же из этих воинов Ахилл. Справа яростно голосила мать, но в ушах у Ифигении стоял неумолчный звон, и она не могла разобрать слов. Девушка увидела, что Клитемнестру удерживают пятеро мужчин, один из которых в конце концов схватил царицу за горло. Однако она не упала без сил им на руки. Мать продолжала кричать и потрясать кулаками еще долго после того, как в легких у нее не осталось воздуха.

Немало греков в первых рядах отвели взгляды, когда опустилось лезвие жертвенного ножа. И даже те, кто не ужаснулся, впоследствии редко говорили об увиденном. Один воин был уверен, что в решающий миг девушку похитили и заменили ланью. Но его никто не слушал, потому что даже те мужчины (и юноши, повидавшие мало сражений, и отцы дочерей, повидавшие их слишком много), которые отвернулись, когда острие вонзилось в плоть, и закрыли глаза, чтобы не видеть кровь, хлещущую из шеи, — даже они лицезрели белое безжизненное тело Ифигении, лежавшее у ног ее же отца. А затем они ощутили, как на них повеяло легким ветерком.

Глава 16

Троянки

В тот же вечер стало ясно, что греки намерены задержаться на Троянском полуострове еще на один-два дня для дележа неправедно добытых трофеев и последних женщин. Большинство пленниц уже разобрали, и теперь мужчинам, которые считали себя героями, осталось поделить только царскую семью — Гекабу, ее дочерей и невесток.

Когда солнце снова начало клониться к закату, за спинами у пленниц появились два греческих воина, полутолкая-полутаща еще одну женщину.

— Что вы делаете? — шипела она. — Отведите меня к Менелаю!

Мужчины, не слушая ее, засмеялись и, последний раз пихнув бедняжку, втолкнули ее в круг троянских женщин.

— Менелай явится за тобой утром, — сказал один из стражников, — когда узнает, что ты здесь. Ну а пока можешь провести ночь среди троянского отродья, которое тебе так нравится.

И они поспешили к себе в стан, рассчитывая, что никто из соратников не заметит их в полутьме и ни одна из женщин на следующий день не сможет опознать.

Кассандра сосредоточенно занялась костром, ибо к вечеру похолодало. Даже Гекабе, всегда готовой высмеять никчемность дочери, пришлось признать, что у жрицы есть дар к разведению огня. Вооруженная своим предвидением, Кассандра до сих пор боялась встречи, свидетельницей которой ей предстояло стать. Но даже по прошествии стольких лет она была не в силах отвести взгляд от несравненной красавицы, которая, оказавшись в лапах греков, ничуть не утратила величавости.

Елена выглядела ровно так же, как десять лет назад, когда вступила в город рука об руку с Парисом, который привез ее Спарты и объявил, что отныне Елена его жена, а Троя — ее дом. Они составляли прекрасную пару: Парис — смуглый, с надушенными черными волосами, Елена — высокая, белокурая, казавшаяся прекрасной лебедью среди обычных птиц. Люди говорили, что Елена, дочь Зевса и Леды, вылупилась из яйца: бог наставил бедняге Тиндарею рога, явившись его супруге в виде лебедя. И было что-то нечеловеческое в золотистых волосах, светлой коже, темных глазах, сверкающей одежде Елены. Трудно было дать ей описание в ее отсутствие, точно взгляд смертного не мог удержать воспоминание о подобном совершенстве.