Похвала Сергию - Дмитрий Михайлович Балашов

Антоний открыл было рот, но Киприан перебил его: – А Пимена купит любой, было бы серебро! Я удивляюсь сам, как фряги доднесь этого не сообразили! И не любит его никто на Руси. Даже вот его собственный ратник из охраны, что приходил к нам давеча, и тот готов дать показания противу Пимена!

Антоний прихмурил чело, думал.

– Мои все подкуплены! – высказал просто, как о привычном и ясном. – Для суда надобно собирать новый синклит!

Киприан поглядел на старого друга задумчиво.

– Решусь не поверить тому, что Пимен вообще явится на суд! – возразил он.

– Это было бы самое лучшее! – невесело усмехнулся Антоний. – Зришь ты и сам, в каком умалении нынче обретается церковь великого града! Я, как и ты, не мыслю себе отречься от освященного православия, но Византия умирает, защитниками истинной веры могут стать только Русь и Литва. Причем твоя Русь – горсть враждующих между собою княжеств, подчиненных татарам, а Литва – великое государство, вобравшее в себя уже три четверти земель, населенных русичами и растущее день ото дня! И потому не лучше ли нам и тебе сосредоточить свои усилия на Литве?

– Литва обращена в католичество!

– Все неясно, все непросто, дорогой брат! – снова перебил Антоний. – Сам же ты баешь, что Витовту ничего не стоит креститься еще раз!

– Но до того ему надобно собрать под свою руку и Литву и Русь, справиться с Ягайлой, а самое главное – решить наконец, хочет ли он стать католическим польским королем или русским великим князем! А решить сего Витовт, увы, никак не может, и, чаю, защитницей православия скоро станет одна Владимирская Русь! Да и я не мыслю терять литовские епархии, но объединить их с владимирским престолом!

– Но ежели Русь выдвигает таких иерархов, как Пимен…

– Не выдвигает, а задвигает! – почти вскричал Киприан. – Пимен принужден был ехать сюда собором русских епископов!

– Организованным владыкою Федором! – возразил Антоний.

– Пусть так! Но против Пимена вся земля, и старец Сергий, радонежский игумен, чье слово свесит на Москве поболе великокняжеского, тоже против него! Теперь, после смерти Дмитрия, Пимен уже не усидит на престоле!

– Ежели нас самих фряги или франки не заставят вновь усадить Пимена на престол митрополитов русских! – со вздохом подытожил Антоний.

Настала тишина. Оба думали об одном и том же. О гибели Византии и надеждах на далекую, подчиненную хану-мусульманину страну, страну-призрак, как казалось Антонию в отдалении, ничтожно малую, затерянную в лесах, а на севере упирающуюся в страшное Ледовитое море, где полгода ночь и по небу ходят зловещие сполохи… Где пьют свежую кровь, а ездят на оленях и собаках вместо лошадей… И в эту страну поверить тут, в кипении человеческих множеств, где сталкиваются купцы из самых разных земель, где веет историей и гордая София по-прежнему вздымает свой каменный купол, созданный нечеловеческим гением прежних, великих веков!

Но где обширные владения этой столицы мира? Где Азия? Где острова? Где грозный некогда флот, где армии, когда-то доблестные, а ныне послушно ходящие под рукою османов? Надеяться можно только на чудо или на Литву и еще на далекую Русь!

Антоний вздохнул. Киприан упорно верит в нее! Однако оттуда приезжают упорные и деловитые люди, настырные, жаждущие добиться своего, дружные в беде и смелые перед опасностью. Быть может, в отдалении времен Киприан и окажется прав!

Антоний снова вздохнул. Синклитиков переубедить будет трудно! Но ведь не копи царя Соломона у этого Пимена! И к тому же для суда над ним возможно набрать иных, неподкупленных. (Слово «неподкупных» не выговорилось им.)

– Баешь, не явится на суд? – вопросил он, подымая очи на Киприана.

– Не ведаю! Но мыслю тако, – честно отмолвил Киприан.

– Ну что ж! – Антоний вздохнул снова. – Пошлю ему грамоту с позовницами, да прибудет сюда!

Что произойдет, когда давно уже низложенный Пимен прибудет в Константинополь, Антонию было далеко не ясно.

Глава двадцать шестая

К тайной радости Киприана и к величайшему огорчению Федора, Пимен на судилище не прибыл, вместо себя отправив послание, где требовал охранной грамоты от самого императора.

Требование было премного нелепым и принадлежало явно человеку, находящемуся не в себе. Послы Антония дипломатично ответили Пимену, что таковая просьба не входит в компетенцию патриарха и собора.

Вторично явившимся посланцам Пимен возразил, что не придет к патриарху, пока не увидит, как тот его величает…

За эти дни пустопорожней волокиты и пересылок от Пимена сбежал архимандрит Сергий Азаков и, явившись в Продром, прямо заявил, что на соборе будет свидетельствовать против Пимена и требовать его низложения.

Заканчивался июль. На рынках бойко торговали свежими овощами и фруктами. У городских стен останавливались на продажу стада пушистых рыже-белых овец.

В конце концов Антоний решился созвать собор и в половине августа, переговорив с турецкой администрацией, послал третье, последнее посольство к Пимену, после коего появившийся русский иерарх мог быть низложен в его отсутствие.

Церковные бояре, логофет диакон Михаил Анарь и референд диакон Дмитрий Марула, нарочито избранные Антонием, переправившись через пролив в сопровождении немногих слуг, пешком поднялись на гору. Пимен, порастерявший слуг и безоружный, увидев позовщиков, бросился бежать. Он бежал, тяжело дыша, с почти закрытыми, сошедшими в щелки глазами, бежал вдоль невысокой монастырской стены, посланцы же патриарха, подобрав полы долгих подрясников, бежали за ним. Зрелище было позорное и крайне нелепое.

Беглого митрополита тяжко дышавшие Анарь с Марулой наконец загнали в угол двора, начали говорить, но он смотрел на них совершенно белыми глазами, трясясь всеми членами, явно ничего не понимал и только дергался, порываясь убежать вновь. В анналах патриархии было записано после, что Пимен показался позовщикам «убо абие болезнию слежати, и дрожя, и огня исполнену, и ниже мало мощи от зыбания и от одержащая его болезни, вся подвижа суставы, семо и овамо нося и обдержим», – не очень понятная в древнерусском переводе, но достаточно яркая картина!

Собор и суд состоялись в конце концов в отсутствие Пимена. Против него в качестве свидетелей Киприана выступили, почитай, все. Федор Симоновский громогласно объявил синклиту о мучениях своих, представив в свидетели Ивана Федорова. Подкупленные Пименом синклитики, ведая, что русский митрополит, кажется, сошел с ума, молчали, не вступая в дело. И словом, решение об окончательном низложении Пимена стало единогласным, и даже об отлучении его от церкви, яко злодея и убийцы. Да «отнюду же ни мест ответу обрящет когда, ниже надежди будущаго установлениа когда, но будет во всемь своемь животе извержен и посвящен». Постановили вернуть ограбленным Пименом людям «их стяжания» и прежде всего возвратить епископу Федору все