Венская рапсодия - Дростен Юлия

— Настроение Изабеллы всегда менялось от ангельски любезного до смертельно скверного, — прервала ее мысли Хелена. — Когда она хочет, то своим обаянием и умом может заставить других делать все что угодно. Она была такой уже в наши школьные годы. Тогда у нас еще имелась квартира в Будапеште, и я, как и сама Изабелла, посещала лицей при монастыре урсулинок. Изабелла училась двумя классами старше. Мы все восхищались ею и хотели походить на нее. Однако, если она становилась капризной, каждая из нас опасалась ее острого языка. Честно говоря, не думаю, что она когда-нибудь изменится.

Фанни медленно кивнула. Слова Хелены подтвердили ее мысли. Кроме того, она боялась, что ее снова выгонят. Минувший день показал, что именно этим все и должно было кончиться.

— Я буду рада стать вашей камеристкой, барышня Хелена, — сказала она.

— Прекрасно! — просияла та. — Осталось поговорить с мамой. — Она вздохнула. — Убедить будет нелегко, так что подержи за меня кулаки.

Когда Хелена с колотящимся сердцем вошла в комнату матери, София застегивала на госпоже колье из топазов и бриллиантов. Этой драгоценностью владело уже не первое поколение семьи Батори, а теперь колье передал в пользование отцу Хелены Ласло его старший брат, нынешний глава семьи. Хелена не в первый раз подумала, что ее мать в экстравагантном вечернем одеянии от Сары Моро с высокой прической из густых, блестящих каштановых волос — таких же, как у нее самой, — производит впечатление. Осанка баронессы была безукоризненной, а фиолетовые топазы, окруженные бесчисленными бриллиантами, мерцали на все еще безупречной коже.

— Добрый вечер, мама! — Хелена подошла к матери и поцеловала ее в напудренную щеку.

Ида оценивающе посмотрела на дочь.

— Ты сегодня блистаешь, Нелли. Особенно мне нравится прическа. Как жаль, что Максим тебя не видит. Ты написала ему письмо?

— Да, мама. — Хелена протянула ей сложенные листы бумаги. — Идея укладки принадлежит Фанни. Платье тоже выбрала она. — Девушка напряженно следила, как мать пробегает глазами строки письма. Чуть погодя она сказала: — Мне бы хотелось, чтобы Фанни стала моей камеристкой. Я уже спросила ее, и она согласна.

Баронесса сложила письмо и бросила его на туалетный столик.

— Ты ведь знаешь, что об этом сначала следовало поговорить со мной.

Хелена почувствовала, как в ней начал просыпаться дух противоречия.

— Я взрослая и хочу сама принимать решения.

Ида приподняла брови.

— Оставь нас, пожалуйста, одних, София. — Она подождала, пока камеристка выйдет из комнаты, и сказала: — Раз ты настолько взрослая, то наверняка подумала о том, на какие деньги будешь содержать камеристку. У тебя ведь нет никакого состояния, мое милое дитя.

— Ты ошибаешься, мама. — Хелена увидела, как в глазах матери промелькнуло удивление, и неожиданно ощутила триумф. — Выйдя замуж за Макса, я получу достаточно денег, чтобы нанять хоть дюжину камеристок. Ты сама только что отметила, как красиво меня нарядила Фанни. Макс тоже не останется равнодушным.

— Пока что он не попросил твоей руки.

— Ах, мама, ты уже достаточно постаралась, чтобы это случилось.

Ида взяла флакон с дорогим французским парфюмом, который выбрала в магазине Шандора Кальмана, приподняла ожерелье и нанесла пару капель на шею и декольте.

— Меня удивляет твой тон, Нелли. Но в целом неважно. что ты мне тут рассказываешь. Эта девушка не будет у нас работать. Я видела, какая она дерзкая. Она не знает своего места.

Хелена разозлилась, как никогда в жизни. Ей пришлось плотно сжать губы, чтобы не сказать ничего лишнего. Одновременно она лихорадочно искала возможность переубедить мать.

Между тем Ида Батори встала и взяла с туалетного столика вечернюю сумочку.

— Самое время спуститься в гостиную. Не хочу, чтобы хозяева дома нас ждали.

Она направилась было к двери, но Хелена ее удержала.

— Минутку, мама. — Девушка сделала глубокий вдох, выдохнула и решительно посмотрела баронессе в глаза. — Моя свадьба с Максом принесет семье деньги, очень много денег. Это дает мне право решать, кого я хочу нанять в качестве камеристки. У Фанни огромный талант, и она мне нравится. Поэтому я выбрала ее. И не отступлюсь. Жалованье, которое мы выплатим ей до моего замужества, после свадьбы ты получишь назад.

Неделей позже Ида Батори и ее дочь Хелена уезжали. После завтрака вся семья вышла во двор попрощаться с гостями. Было ясное, почти по-летнему теплое майское утро. На крыше особняка ворковали голуби, с улицы доносились стук копыт и грохот колес.

Иштван вывел автомобиль из гаража и вместе с отцом погрузил чемоданы на расположенный сзади багажник. Камеристка баронессы поставила на заднее сиденье корзину с провизией. Иоганна Кальман стояла рядом с мужем и болтала с матерью и дочерью Батори. Для защиты от солнца дамы раскрыли изящные зонтики, отороченные кружевами.

Шандор Кальман, статный мужчина с седой бородкой клинышком и кустистыми бровями, в недоумении смотрел на входные двери. Гости собирались отъезжать, а его дочь до сих пор не вышла попрощаться. Жена заверила его, что Изабелла здорова, хотя та не явилась к завтраку. Теперь он задавался вопросами о причине подобной невежливости. Гости не могли пропустить свой поезд.

Вся прислуга от главного дворецкого до горничных выстроилась в линейку рядом с парадным входом, чтобы пожелать гостьям счастливого пути. Роза держала в руках прощальный подарок для Фанни — игольницу, которую сама смастерила из красивых обрезков ткани. Но Фанни нигде не было, хотя Андраш уже погрузил ее футляр со швейной машинкой и чемодан.

— Пора. — Шандор Кальман посмотрел на карманные часы. — Не понимаю, где прохлаждается Изабелла.

— Фании тоже еще нет, — забеспокоилась Хелена, глядя на дверь для прислуги.

— Надеюсь, тебе не придется объяснять новой камеристке, что такое точность, — ядовито заметила Ида Батори.

— Уверена, что не придется, мама, — ответила Хелена, почувствовав себя неловко. — Она, без сомнения, сейчас появится.

Стоя посреди своей каморки под крышей, Фанни огляделась по сторонам. Узкий шкаф и комод были пусты. С умывальника пропали гребень, щетка и мыльница. Утром она сняла постельное белье, аккуратно сложила его и оставила на тощем матрасе. Оба форменных платья ей позволили забрать с собой: об этом с хозяйкой договорилась госпожа Фишер.

Без личных вещей Фанни комната выглядела еще более убогой, и девушка задалась вопросом, как ей удалось прожить здесь полгода. По рассказам Хелены, поместье Батори было гораздо больше отнюдь не маленького особняка Кальманов, но Фанни сомневалась, что комнаты для прислуги там просторнее. Где бы она ни работала, комнаты господ и прислуги разительно отличались друг от друга по размеру и комфорту. По большому счету у Фанни не было никакого желания перебираться в очередную каморку.

Не проходило и дня, чтобы девушка не задалась вопросом, правильно ли поступила, перейдя на службу к Хелене Батори. Она ценила молодую баронессу и полагала, что они найдут общий язык, но ведь то же самое она поначалу думала и про Изабеллу. Кроме того, ей не нравилась мать барышни. Она казалась Фанни холодной и высокомерной, к тому же без конца вмешивалась в жизнь дочери. Мысли о Йозефе также не прибавляли девушке уверенности. Вчера она написала старой воспитательнице письмо, в котором призналась, что снова сменила место. Но пути назад уже не было. Кроме того, Фанни не привыкла сдаваться.

Из коридора послышался звук легких шагов. Девушка хотела обернуться, но тут ее обвили руки Изабеллы.

— Пожалуйста, останься, — прошептала та и крепко прижалась к ней.

Фанни замерла. Когда она сообщила прежней госпоже, что отказывается от места камеристки, та лишь холодно бросила: «Делай что хочешь».

С того момента барышня стала воздерживаться от услуг Фанни. Ее обязанности взяла на себя Роза, так что Фанни даже не надеялась на прощание. И вот Изабелла неожиданно оказалась здесь, и сказанные ею слова прозвучали как гром среди ясного неба. Несколько мгновений Фанни пребывала в смятении, но потом мягко разжала руки Изабеллы, решительно высвободившись из ее объятий, и повернулась.