Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая

– Не бойся, эта баба – Лютова хоть, она у него в кулаке и болтать не станет, – шепнул ей Торлейв, и от его голоса, тепла его дыхания на щеке Прияну пронимала дрожь.

Слова эти не успокоили, не принесли чувства безопасности, а совсем наоборот. Если баба, скрывшись с глаз, повесит и замок себе на рот, то они все равно что совсем наедине!

– И она не знает, кто ты, – добавил он. – Ей сказали, боярыня придет, а какая – велели не допытываться.

Они сидели на лавке в самом углу у печи. Отсюда Прияне не было видно двери и сидевшей возле нее Улеи, а только лавки у двух других стен и стол посередине. Торлейв обнял ее за плечи и еще раз нетерпеливо поцеловал. Она ощущала, что он тоже волнуется, но его волнение было радостным и полным надежды. Он был так рад ее видеть, что даже не задумывался о цели этой встречи. Послав его сюда вместо себя или Люта, Мистина сделал ему подарок, и именно так Торлейв это понимал.

– Да уйди ты! – чуть слышно прошептала Прияна и махнула рукой; сама засмеялась, поняв, что отгоняет его любовь, словно комара.

Торлейв тоже засмеялся, не пытаясь понять над чем, – просто потому, что она смеется. Прияна поймала себя на сильном порыве повернуться голову и поцеловать его, но билась где-то в голове испуганная мысль: я не на свидание сюда пришла!

Но Торлейв, похоже, думал именно так: обняв ее обеими руками, он прижался лицом к ее убрусу и замер. Наслаждаясь самим ее присутствием, он пока не мог думать ни о чем ином.

– Перестань! – сердито шепнула Прияна и сбросила со своего плеча его руку. – Ты что думаешь, я пришла с тобой блуд творить?

«Жаль, что нет», – мелькнула предательская мысль.

– Я надеюсь, – с жарким чувством шепнул он.

– Нет! – отрезала Прияна и повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.

И пожалела об этом: его лицо, которое и так ей казалось самым красивым в Киеве, с выражением страстного влечения стало и пугающим, и неотразимым. Это не игра, он и вправду ее желает. Да и какая игра: ему двадцать два, у других в эти годы по трое-четверо детей бывает. Почему-то его взор, минуя всех киевских девок, нашел ее, чужую жену и княгиню; стоило искре понимания проскочить между ними один раз – и жажда любви прорвала стены рассудка.

– Я думала, Свенельдич придет, – уколола она его, надеясь охладить этот пыл.

– Он на Святую гору уехал, а к тебе меня прислал. Или там что-то такое, что мне не по уму?

Это Торлейв спросил уже другим голосом: постарался взять себя в руки и даже немного отодвинулся от Прияны. Испытывая и облегчение, и сожаление, она оправила убрус и постаралась собраться с мыслями.

– Я хотела рассказать…

Прияна посмотрела на печь, за которой сидела Улея, неслышная, как мышь, потом крепко взяла Торлейва за руку и снова придвинулась к нему. Он подчинился весьма охотно, но опустил голову, показывая, что слушает.

– Ты что-то знаешь… Свенельдич затеял мириться через мою голову?

– Что? – Торлейв вскинул на нее глаза. – Мириться? С кем?

– Со Св… с мужем моим.

Прияна заговорила совсем неслышно, одним дыханием, чтобы Улея не смогла уловить ни звука, и для этого придвинулась к самому уху Торлейва. Его губы касались его волос, и их мягкое тепло пробуждало в ней такое томление, что она с большим трудом держалась за суть разговора и все крепче сжимала широкое запястье Торлейва.

– Это еще как?

– Его человек встречается кое с кем с нашего двора, и я думаю, это он к Мистине подходы ищет. Через людей. Думает виру предложить. Ему это еще Ивор в Вышгороде насоветовал. А когда мы собрались назад, Ивор с нами свою дочь послал, Речицу. Она с тех пор у меня на дворе живет. А девки выследили, что она встречает кое с кем в клетях, что при Глубочице стоят, у моста. Взяли у меня на днях серебра четыре гривны, он сам приказал выдать. Забрал их Болва, и куда отнес, я не знаю – не то варягам царьградским, что в Ратных домах сидят, не то тому человеку. А тот человек – Бранд, Альва сын.

– Да не может быть! – Торлейв с изумлением взглянул ей в глаза. – Ты видела его сама?

– Я не видела, видели Сияна и Пламена, ее сестра. Сияна, вон, на крыльце сидит, она меня сюда провожала. Они обе клянутся, что Бранда знают, как брата родного, и ни с кем не спутают. Речица с ним встречается тайком. Пироги ему носила. Может, и те гривны тоже ему отнесла. И это значит, что ищут подходы, как бы Мистину убедить за сына взять серебром.

– Никогда он не возьмет! – уверенно ответил Торлейв. – Если бы хотел взять – для чего таиться? От кого? Это дело законное, хоть и не почетное. Все бы только обрадовались, и сама Эльга тоже, пожалуй. Она уговаривать-то его не смеет, но от такой вражды Мистины с ее сыном ей мало радости.

– Может, боятся, что Мистина откажется, больше позора выйдет. Вот и ищут подходы тайком, через верных людей. Бранд – сын Альва, а куда уж вернее его! Только Лют. Но может, сам Свенельдич пока об этих плутнях и не знает?

– Думаю, не знает. – Торлейв покачал головой. – Он мне всех-то мыслей своих не докладывает, но чтобы он кровь Улебову за серебро продал… Столько серебра и в Царьграде не сыскать.

– Про варягов он знает?

– Знает, они у него были. И Лют на днях их вожака повстречал, Лиса. Они друг друга с давних времен знают, оба при Свенельде выросли.

– Я было подумала, мой муж хочет тех варягов нанять – не то поискать Игморову братию, не то за море проводить, для того и куны. Но если хочет виру дать – тогда варяги ни при чем, и все плетется между Речицей и Брандом.

– Расскажи толком, как они встречаются.

Прияна по порядку пересказала все, что услышала от дочерей Хрольва. Торлейв подумал.

– Может, дело просто в блуде? Чего тут мудрить? Она вдова, он тоже парень неженатый.

Как мужчина, Торлейв думал больше в эту сторону, но Прияна не могла согласиться, что все так просто в таком сложном деле.

– А может… – задумчиво начала она, – мне