Ревность о Севере. Прожектерское предпринимательство и изобретение Северного морского пути в Российской империи - Михаил Геннадьевич Агапов

Результатом Великой северной экспедиции стало приращение столь необходимых империи знаний о своих владениях, обобщенных в многочисленных картах, «Каталоге городам и знатным местам сибирским, положенным на карту, через которых тракт имели, в какой ширине и длине оные», «Табеле, показующем расстояния русскими верстами до городов и знатных мест, через которые имели путь во экспедицию даже до возврату со всею командою и где шли сухим путем, реками и морем и где какие обретаются народы и меж ими сколько находятся русского жилища» и составленном С. П. Крашенинниковым «Описании земли Камчатки». Новые данные обеспечивали расширение сферы государственного контроля и императорской власти.

Главным движителем камералистской инвентаризации Российской империи был обер-секретарь Сената, большой «любитель географических и статистических сведений»265 И. К. Кирилов. С начала 1720-х годов он руководил всеми работами по топографической съемке государственных земель и составлению их ландкарт. В его ведении находились все поступающие в имперский центр картографические документы, он вел учет территорий, где производились съемки, давал назначения геодезистам и составлял для них инструкции266. Работа Кирилова отражала отмеченную В. Кивельсон озабоченность государства межеванием и превращением окраин в границы267. В 1730-х годах И. К. Кирилов приступил к изданию «Атласа Всероссийской империи» (Atlas imperii russici). По замыслу И. К. Кирилова «Атлас» должен был выйти «в трех томах каждый о 120 листах». «Мое намерение в каждом томе особливо карты собрать и переплесть, – писал И. К. Кирилов, – в первом земли от моря Балтического даже до Белого; во втором все украинские и низовские; в третьем закамские и сибирские места»268. Таким образом, две трети «Атласа» отводилось обзору северных владений Российской империи. В итоге было издано лишь несколько экземпляров «Атласа» в составе двенадцати карт. Главным трудом жизни И. К. Кирилова стал подробный справочник «Цветущее состояние Всероссийского государства», составленный на основе приказной росписи «всяких предметов из реестров и ведомостей, присыланных в Сенат»269. Труд И. К. Кирилова представлял собой замечательный образчик «имперского камерализма». Структура справочника соответствовала сенатской делопроизводственной практике. Поэтому за единицу описания были взяты учрежденные в ходе петровской административно-территориальной реформы губернии и провинции. В справочнике в форме таблиц обстоятельно были расписаны все «губернии и провинции, в них города, гарнизоны, артиллерия, канцелярии, конторы, управители с подчиненными, епархии, монастыри, церкви, число душ, расположенные полки и доходы, как оные ныне состоят»270. В этом панорамном моментальном снимке Российской империи были запечатлены соответствующие данные, касающиеся и Трех Северов России – Санкт-Петербургской, Архангелогородской и Сибирской губерний и их провинций.

На всем протяжении XVIII века серьезным конкурентом северных губерний Российской империи как объектов изучения были ее южные губернии. Ограниченность средств не позволяла Академии наук отправлять крупные экспедиции одновременно по нескольким направлениям. В 1743 году по представлению Сената императрица Елизавета Петровна объявила о прекращении «снаряженной в Камчатку для открытия берегов Америки» экспедиции Беринга. В докладе Сената отмечалась несоразмерность результатов экспедиции объему средств, затраченных на ее организацию и проведение. Более того, по сведениям сенаторов, экспедиция повергла хозяйства Иркутской провинции «от дальных в ту экспедицию провозов провианта и всяких материалов и припасов и взятиев ис крестьян многого числа в такие отдаленные места работников, от чего и хлебной недород воспоследовал, уже в крайнее разорение»271. Помощник Беринга и участник Камчатских экспедиций А. И. Чириков в 1746 году, уже будучи директором Морской академии в Санкт-Петербурге, неоднократно докладывал о целесообразности продолжения изучения северных территорий империи, высказывая, в частности, и такой довод: «Понеже Сибирь так пространством велика, что одна всей Европе равняется, то не дивно быть в ней, где ни есть, богатым рудам и прочему»272. Программу исследований Севера России активно продвигал М. В. Ломоносов273, однако имперский центр не был готов тратить астрономические суммы на исследования труднодоступных и лежащих тогда за пределами его непосредственных геополитических интересов регионов. Во второй половине XVIII века взоры российских монархов, окружающих их прожектеров и утопистов и просто искателей счастливого случая были устремлены на юг274. Северянство оставалось важной частью имперской символической политики, но имперская реальная политика была обращена в противоположную сторону. Свой вклад в решение задачи геополитического разворота России на юг вносили и академики.

В 1734 году императрица Анна Иоанновна утвердила представленный ей И. К. Кириловым проект Оренбургской экспедиции, целью которой было установление надежного торгового пути в Индию. Проводившиеся в ходе экспедиции строительства крепостей, конфискации земельных владений и поборы с местного населения вызвали Башкирское восстание 1735–1740 годов. Оренбургская экспедиция из научной превратилась в карательную275. Впрочем, как было отмечено выше, в практике «имперского камерализма» это были две стороны одной медали. В 1767 году для астрономических наблюдений прохождения Венеры перед диском Солнца, которое ожидалось 3 июня 1769 года, в Академическом собрании было принято решение об организации экспедиций на север (im Norden), восток (im Osten) и юг (im Suden)276. Одновременно «для собирания натуральных вещей и для изучения трех царств природы» было определено послать на север И. И. Лепехина, на восток – С. Г. Гмелина и И. А. Гильденштедта, на юг – П. С. Палласа277. Это был масштабный проект «физического» описания окраин Российской империи. Для всех академических отрядов была составлена общая инструкция и многочисленные руководства, согласно которым участники экспедиций должны были вести детальные записи по географии, минералогии, ботанике, зоологии, этнографии, торговле, местным сельскому хозяйству и промыслам. Главной целью была инвентаризация всех известных и открытых во время «ученых путешествий» природных богатств российских окраин. От ученых требовалось не только собрать и систематизировать разнообразные полевые материалы, но и представить практические рекомендации по экономическому «оживлению» исследуемых ими регионов. В 1768 году в связи с разработкой программы экспедиций академик С. Я. Румовский призывал коллег (возможно, по просьбе Екатерины II)

определить губернии, на которых предпочтительно испытатели натуры внимание свое обратить должны были. Натура деяниями своими равно чудна повсюду: но в южных странах больше изобильна. Можно и то сказать, что чудеса ее на Юге ежели не полезнее, то по крайней мере для человека любезнее, нежели на Севере: там действует оживляющее твари тепло, а здесь нестерпимый холод. И потому положено, чтоб испытатели ее, отправляемые от Академии, прежде всего осмотрели и описали, что найдут внимания достойного, для домостроительства полезного, в Астраханской, Оренбургской и Казанской губерниях и в странах по обе стороны реки Волги278.

В итоге северное направление было полностью исключено из плана научных работ, а все средства и силы академиков перенаправлены на изучение южных губерний, территории которых после «замирения» местного населения в 1730–1740-х годах имперский центр активно колонизировал. Было создано три «оренбургских» отряда, которыми руководили И. И. Лепехин, П. С. Паллас и шведский натуралист И. П. Фальк, и два «астраханских», под руководством С. Г. Гмелина и И. А. Гильденштедта. В начале 1770-х годов И. И. Лепехин сумел «вернуть» себе