Воскрешение - Денис Валерьевич Соболев

– Плюс десять.

– Но очень жаркое лето?

– Да. Градусов тридцать. С апреля по октябрь. Зачем тебе все это?

– Вот как он выглядит, кокосовый рай, – сказала она. – Там у вас и пальмы, наверное?

Митя снова кивнул.

– А чем ты все это время занимался?

– Болтался, – ответил он. – Ничего особенного. Писал программы. Шлялся. Немного поездил по миру. Даже был в Индии.

– Почему именно в Индии?

– Не знаю. Там интересно.

– Ради этого стоило ее бросить. Я бы тоже, наверное, так поступила. Но вам из вашего кокосового рая и правда никогда не понять то, что мы пережили. Ты женат?

– Нет.

– А Катю ты хоть иногда вспоминал?

– Да. Часто.

– Ты счастлив?

– Нет, – ответил Митя.

Лена смотрела на него, и ему казалось, что есть еще какой-то вопрос, который она хочет ему задать, но, скорее всего, сама не знает, как его сформулировать, и поэтому ответ на него пытается скорее увидеть, чем услышать.

– Так ты хочешь забрать ребенка в эту страну моря, пальм и вечного лета?

Митя покачал головой:

– Я не знаю, чего я хочу. И это именно то, о чем я хотел тебя спросить. Я вообще не уверен, что у меня есть хоть какое-то моральное право. Ты же говоришь, они ее вырастили.

– Есть.

– Почему?

Лена встала. Митя подозвал официантку и расплатился.

– Завтра пойдем на нее посмотрим, – сказала Лена, – когда ее будут забирать из школы. Сегодня уже поздно.

Назавтра они сели на скамейку довольно далеко от выхода из школы.

– Почему так далеко? – спросил Митя.

– Я же тебе сказала, они меня не любят. И тебя.

– Ты уверена?

Лена усмехнулась:

– Подозреваю, у тебя еще будет шанс в этом убедиться. Вон та, которая сейчас выходит. Это и есть твоя Даша. Первая справа. Шатенка. Ты ее видишь?

Митя кивнул:

– Не очень хорошо, но вижу.

К ней подошел старик, взял за руку и повел по переулку.

– Кто это? – спросил Митя.

– Катин отец, – удивленно ответила Лена, – Ты же должен был его знать.

– Он совсем старик. А он почти ровесник моего отца.

На долю секунды Мите снова показалось, что все это какая-то чудовищная ошибка. И Катя, конечно же, жива; и это просто неизвестный ему старик, и чужая девочка, которую по какой-то несущественной бытовой причине встречает дед. Но Митя понимал, что это не так.

– Вот, – сказала Лена.

– Я ему вечером позвоню. Спасибо тебе. Я тебе буду всегда звонить, когда буду оказываться в Питере.

– Не надо. А вот что ты решишь делать, скажи мне обязательно.

Митя поцеловал ее на прощание.

Долго готовился начать разговор, выбирал слова.

– Сергея Петровича, будьте добры, – сказал он телефону уже в гостинице.

– У телефона. А кто это?

– Митя, – ответил он, – Митя из Израиля. Я бы очень хотел с вами увидеться.

– Слушай, паскуда, – сказал Сергей Петрович, – никогда больше сюда не звони. Никогда. Заруби это себе на носу. Запомнил?

В трубке раздались короткие гудки.

« 7 »

– Во-первых, – говорил Митя, стараясь сохранять спокойствие, – я могу выломать дверь. Это не так сложно и не так долго, как вы думаете. А я бывший десантник. Во-вторых, я могу подождать и поговорить с вами вне дома; опять же, поверьте, я могу ждать дольше, чем вы сможете прятаться. В-третьих, я могу зайти через балкон. Есть еще и другие варианты.

На этот раз вместо потока брани за дверью сохранялась напряженная тишина.

– Сергей Петрович, – продолжил Митя, – я обещаю, что вам ничего не угрожает. Просто хочу с вами поговорить. Уйду до прихода ребенка. Не причиню вам никакого зла. Ничего не трону.

Замки и засовы заскрипели, и дверь приоткрылась. Митя чуть подтолкнул дверь рукой, чтобы ее было невозможно резко закрыть снова, и вошел в квартиру. Теперь Сергей Петрович стоял посередине прихожей; на нем были чуть растянутые на коленях тренировочные штаны и домашние тапки. «Старик, совсем старик», – все еще с изумлением подумал Митя. Сергея Петровича он помнил очень хорошо и, несмотря на всю услышанную брань, почему-то испытывал к нему сильную жалость. Тот придирчиво осмотрел его.

– Тоже мне десантник, – хмыкнул он, – от горшка два вершка. Обычная жидовская нечисть.

С жалостью стало сложнее. Они прошли на кухню.

– Чаю или водки не предлагаю, – сказал Сергей Петрович, – чтобы ты не думал, что я тебе рад.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – ответил Митя, – в чем, в чем, а в этом вас сложно заподозрить.

– Сесть тоже не предлагаю.

– Но я уже сижу.

– Я заметил. Еще помнишь, кто хуже татарина?

«А все-таки жаль, что нет чаю, – подумал Митя, – было бы хорошо чем-нибудь занять руки». Он поставил локти на край стола и собрал кисти в замок.

– Я узнал, что Кати больше нет, – сказал он.

– А ты не торопился.

– Я узнал об этом три дня назад. Катя не поддерживала со мной никаких отношений.

– Рад это слышать. Хоть в чем-то она проявила благоразумие. И не наврала.

– Выпить со мной в память о ней вы, конечно, откажетесь.

– Как ты, жиденок, догадался? – ответил Сергей Петрович.

– Вы отвечаете вопросом на вопрос, – сказал Митя. – Хорошо. Вы воспитываете мою дочку. Я знаю, что вы много сделали для нее и в прошлом.

Сергей Петрович смотрел на него со смесью настороженности и ненависти.

– Что же вы за люди такие? Я тебя десять лет не видел, а ты, оказывается, за нами следил. Или кто-то еще по твоей указке. На вас теперь все работают. Я-то и вообще не знал, что ты еще существуешь, а вон, оказывается, как оно. В любой день ты можешь прийти и позвонить в дверь. Да еще и угрожать дверь выбить. Потому что знаешь, что власть твоя, поганая.

– Я знаю, что вы очень нуждаетесь, – сказал Митя.

И тут Сергей Петрович взорвался:

– А я, по-твоему, значит, жировать должен? После того как вы у нас дважды страну украли. И до нитки обобрали. Какая была империя, а вы ее по кусочкам. И как. На деньги немецкого Генштаба. Лучший генофонд убили. Все начальники лагерей были из ваших. Церкви в сараи превратили. Но и этого вам оказалось мало. Мы-то не сломались, выстроили страну снова; так и вы снова ударили. Опять обманом, опять исподтишка. И на этот раз все совсем уж в клочья.

Он говорил еще долго; Митя дал ему выговориться. Вступать с ним в спор было бы унизительным, а сказать «Мне жаль, что все так получилось» – диким. Потом Сергей Петрович все же остановился.

– Так что же ты все-таки хочешь? – спросил он. – Мою дочь ты испортил и погубил. Светлая ей память, дуре безмозглой. Но внучку я тебе не отдам. Умру, но не отдам. Ее вы частью своей проклятой расы не сделаете.

– Я знаю, что вы очень нуждаетесь, – повторил Митя.

– Еще бы мы не бедствовали! – распаляясь по новой, заорал Сергей Петрович. – Все, что было, все, что я в этом кровавом Афгане заработал, в девяносто первом стало бумажками. Но я уж думал, что заработал снова, крохоборил, по рынкам ходил, собирал по клочкам, инвестировал. А тут мне говорят: «пирамида», – и денег моих как не бывало. Я к государству вашему, а оно мне говорит: мол, я тоже пирамида, «дефолт» называется. И остатка наших денег тоже нет. И не будет. Все у вас. В ваших карманах. Все у ваших банкиров. Только эта квартира и осталась. Ты мне лучше объясни, как