Елизавета I - Маргарет Джордж

Он вихрем обернулся и схватился за рукоять шпаги, намереваясь замахнуться на меня. Говард, мгновенно сообразивший, что происходит, вклинился между нами и стиснул его пальцы, сжимавшие эфес, чтобы помешать Эссексу исполнить свое намерение, которое немедленно привело бы к обвинению в государственной измене.

– Я не могу и не стану мириться с подобным оскорблением и не потерпел бы такого даже от руки вашего отца! – воскликнул он, пятясь назад с безумным взглядом.

– Будь на моем месте мой отец, вы не вышли бы из этого зала свободным человеком, – отчеканила я ледяным тоном, как обычно, когда бываю в ярости. – У него вы из-за этого стола отправились бы прямиком в Тауэр. И у меня вы тоже тут долго не задержитесь. Что же до оскорбления, я вас не оскорбляла, я отклонила ваше предложение. Едва ли это можно считать поводом для измены.

– Будь проклят этот зал. Будь проклят тот день, когда я появился на свет, о чем я сожалею и заставлю сожалеть всех остальных.

Он выскочил за дверь, и до нас донесся топот его ног по лестнице, который, впрочем, быстро затих.

На мгновение в зале воцарилась полная тишина. Потом один из гвардейцев спросил:

– Ваше величество, прикажете догнать и арестовать его?

Я быстро обдумала положение. Такое поведение требовало если не обвинить Эссекса в измене, то хотя бы отправить в тюрьму. Но я покачала головой:

– Не трогайте его.

Скорее всего, он сейчас сбежит обратно в Уонстед, сляжет в постель, будет дуться и изображать из себя больного. Мне сообщат, что он при смерти.

Полуденное солнце било в окно, и горячий воздух, напоенный терпким запахом пыли и поникших листьев, окутывал нас плотной пеленой. Советники оставались кто где был – одни сидели, другие стояли.

– Можете идти, джентльмены, – сказала я. – Но пусть все произошедшее останется в этом зале.

После этого день в моих глазах лишился всей своей прелести. Безмятежность того, что святые именовали блаженным полуденным часом, дала трещину. Направляясь по травянистой лужайке к реке, я едва слышала крики круживших в небе чаек и чибисов. Впереди покачивались на воде, праздно стоя на якоре в ожидании новых приказов, несколько кораблей с высокими мачтами.

Подданный прилюдно бросил мне вызов и угрожал оружием. Мало того, он намекал, что я не настоящая правительница, что я стою меньше в силу моего пола. «И не потерпел бы такого даже от руки вашего отца» – так он сказал. Иными словами, он готов был вытерпеть больше от короля, чем от королевы. Королева в его понимании была ниже короля. Он поставил под сомнение самые устои моей власти.

Очутившись в уединении моих личных покоев, я поведала Кэтрин о том, что произошло утром на заседании совета. Муж все равно рассказал бы ей об этом. Если бы не молниеносные действия адмирала, все могло бы обернуться совершенно иначе. Меня до сих пор начинало колотить при мысли об этом. Мой голос во время рассказа дрожал. Чем больше я об этом думала, тем серьезнее выглядела проблема, в отличие от прочих вещей, которые обыкновенно в перспективе начинают казаться незначительными.

– У меня до сих пор перед глазами стоит его рука на эфесе шпаги и рука Чарльза поверх нее, – произнесла я шепотом. – Мне кажется, это была шпага его отца. Или Сидни.

Пухлое и обыкновенно безмятежное лицо Кэтрин застыло в похожей на маску гримасе.

– Какая разница, чья это была шпага? – произнесла она рассудительно. – Значение имеет то, что он намеревался сделать. Что это, по вашему мнению, было?

– Я не знаю. Не исключено, что он просто замахнулся бы, да и все, как на сцене. А может, он и в самом деле хотел причинить мне зло. Он был в такой ярости, что с него вполне сталось бы сделать это, совершенно не задумываясь. Но как бы то ни было, поступив так в присутствии совета, он тем самым прилюдно бросил мне вызов.

– Что побудило его к этому? Он сидел спокойно, а потом вдруг взял и вскочил? Или кто-нибудь что-то сказал?

– Из вас вышел бы отличный следователь, Кэтрин. Да, давайте воспроизведем события с самого начала. Я надрала ему уши за то, что он повернулся ко мне спиной.

– Как провинившемуся мальчишке? Так, значит, в его понимании вы его оскорбили?

– Он действительно заявил, что я его оскорбила, – призналась я.

Она через всю комнату подошла к окну и распахнула ставни. Самая жаркая пора дня миновала, и воздух уже понемногу остывал. В комнате сразу стало не так душно. Кэтрин налила летнего вина – разбавленного водой и приправленного мятой – и протянула мне изящный стеклянный кубок. Она знала, чем меня успокоить.

– Да уж, это в высшей степени странная ситуация. Вы спрашиваете, какой подданный так дерзко накинулся бы на свою государыню, да еще и прилюдно. Красноречивый вопрос. Но у него нет ответа, который не принимал бы во внимание другой вопрос: какому другому подданному вы позволили бы себе прилюдно дать оплеуху?

– Я дала оплеуху этой негодяйке Бесс Трокмортон, – сказала я, – за ее лживость и нахальство. И поступила бы точно так же с Элизабет Вернон, не будь ее связь с Саутгемптоном сама по себе уже достаточным наказанием. Он попросил у меня дозволения жениться на ней, и я ему отказала. Тогда он попросил дозволения уехать за границу. Но потом тайком вернулся домой, чтобы жениться на ней – при пособничестве Эссекса, не могу не заметить. Эссекс бросает мне вызов на каждом шагу.

– Я не имею в виду ваших фрейлин в уединении ваших личных покоев, я имею в виду высокопоставленных сановников на публике, – сказала она.

– Однажды я запустила в Уолсингема туфлей, – вспомнила я.

– И промахнулись.

– Сознательно. Не хотела бы – не промахнулась бы.

– Туфля – одно дело, скорее даже нечто комичное, а оплеуха – совершенно иное.

Мне не нравилось, к чему она клонит. Ее слова задевали меня за живое. Однако я не могла позволить себе не прислушаться к ним.

– Вы считаете, я вела себя с ним неестественно? – спросила я.

– Все так считают, хотя я знаю, что между вами не произошло ничего предосудительного.

– А что говорят люди?

– Что вы с ним любовники, – отвечала она.

– Про нас с Лестером болтали то же самое, – заметила я. – Это была неправда.

– У вас с Эссексом слишком большая разница в возрасте. Это подогревает слухи.

Мне в голову вдруг