Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 2 - Жорж Тушар-Лафосс

и примыкающую к очень узкому коридору, проделанному в стене. Это была, передняя. Герцог Сент-Эньян и кабинетский секретарь Роз восседали там на соломенных стульях. В соседней комнате помещались туалет его величества, большой стол, заваленный бумагами, несколько стульев, на которых разбросано было королевское платье, и чрезвычайно плохая постель в большом беспорядке, ибо камердинеры могли оправлять ее в отсутствие короля.

Между тем его величество принимал, по-видимому, большое участье в здоровье Фуке, который прибыл в Нант в лихорадке; он ежедневно посылал к этому министру Бриенна осведомиться о положении больного. Будучи обманут этим знаком внимания, бедный Фуке, которого друзья предостерегали об угрожающей опасности, кончил тем, что не верил более приближению невзгоды и простер свое заблуждение до того, что считал в себе довольно могущества для ареста Кольбера. Успокоившись подобным образом на счет будущего и избавившись от лихорадки, он пожелал увидеть танцы бельильских крестьян, явившихся поздравить своего владельца и его супругу. Полулежа в постели, опершись на груду зеленых шелковых подушек, в халате, Фуке велел отворить дверь залы, где находились деревенские танцорки, грациозная пляска которых действительно обворожила его. Эти молодые островитянки, все хорошенькие собой, были одеты в алые коротенькие юбочки, обложенные на подоле черным бархатом, и выказывавшие хорошо сложенные, стройные ноги. Корсажи у них были узки с рукавами, вышитыми бархатом и золотом; грудь и руки открыты. Их живые глаза, румяные лица, белые ровные зубы и легкая полнота, обнаруживающая цветущее здоровье, придавали этим танцоркам особенную привлекательность. Многие молодые придворные уверяли потом, что эти признаки ни мало не были обманчивы.

На другой день после этих деревенских танцев, Фуке должен был жестоко разочароваться в своей преждевременной уверенности. Он присутствовал в совете, на котором его величество часто обращался к нему и требовал многих объяснений, которых боялся не получить позже. Министр финансов, окруженный многими вельможами, становился уже на ступеньку своей кареты, когда предстал пред ним Артаньян, мушкетерский подпоручик.

– Вы не сюда должны садиться, сказал офицер: – а в эту решетчатую карету, которая стоит в четырех шагах.

– Как! Что это значит? спросил Фуке, побледнев и задрожав всем телом.

– То, что я вас арестую именем короля.

– Король, конечно, властен делать что ему угодно, возразил министр, успевший прийти в себя: – но я желал бы для его славы, чтобы он действовал более открыто.

В то время как эта сцена совершалась внизу замковой лестницы и толпа вельмож, окружавшая Фуке, расходилась поспешно, так что никто из них не проговорил ему ни слова, Бушера производил обыск у министра и захватил все его бумаги. Его даже самого обыскали и нашли на миллион триста или четыреста тысяч ливров предписаний о взыскании налогов и расписку на семьсот тысяч ливров, положенных им у Шаню.

В тот же день были арестованы чиновники, прибывшие в Нант с Фуке. Все родственники министра разделили его немилость: зять его, Бетюн, был сослан с женой; братья – архиепископ Норбонский, епископ Агдский, аббат Фуке и королевский конюший подверглись той же участи.

Узнав об аресте Фуке, герцог Фелльяд громко возопил и сказал, что останется его другом до гроба. Но когда был призван к королю для объяснения пламенного свидетельства привязанности, этот преданный горячий друг обратил в шутку свои слова и обезоружил его величество.

– Государь, отвечал он на вопрос монарха: – должен же я был сказать что-нибудь в утешение Фуке, в обмен за красивые луидоры, которые получал я от него. Если господин Кольбер пожелает отпустить мне столько же, я готов уверить, что и ему скажу то же самое, если когда-нибудь он очутится в подобных обстоятельствах.

Король, зная очень хорошо, что Фуке содержал на пансионе многих самых знатных вельмож, боялся – не принадлежал ли и герцог Жевр к этому числу; вследствие этого он не поручил ему ареста, а обратился к Артаньяну, незнатному офицеру, который не имел столько значения, чтобы пользоваться щедротами министра финансов. Гвардейский капиталь в отчаянии от этого недоверия клялся и плакал в одно время; уверяют даже, что он вырвал себе несколько волос.

– Зачем же позорить меня? воскликнул он: – без сомнения Фуке мой искренний друг, но я арестовал бы родного отца, чтобы угодить королю… Неужели он сомневается в моей верности? Пусть возьмет мою голову, которую я отнесу к нему.

Жевр сохранил свою должность, и это его так утешило, что он не лишился головы, которой король, совсем и не требовал.

При дворе носится слух об обыске бумаг в парижском доме министра. Найдены доказательства, что Фуке ежегодно выплачивал четыре миллиона придворным, которых называл своими друзьями и на поддержку которых имел слабость рассчитывать в минуту невзгоды. Во время его ареста видна уже была мера их преданности, ибо необходимо заметить, что половина вельмож, окружавших его при этом событии, прибыла на деньги, взятые взаймы у него независимо от пансиона. В других обстоятельствах ему лучше удавалась эта система подкупа: Курваль часто рассказывал, не скрываясь, какой ценой, Фуке покупал содействие, голоса или молчание у главных членов парламента. Мы говорили о делах, а теперь перейдем к обыску в архивах любви.

В кабинете Фуке нашли дневник, в который весьма тщательно заносились имена, фамилии, даже прозвища знатных девиц или дам, которых он развращал. В этом списке обозначалось не только время побед над красавицами, но и суммы, употребленные на приобретение их благосклонности. Возле этого памятника финансовых волокитств нашли шкатулку, наполненную любовными письмами, портретами, волосами разных оттенков – черными, светлыми, каштановыми – все это было тщательно надписано и заботливо разложено в порядке, который, к сожалению, соблюдался министром лишь в этом случае..

Когда это открытие обнаружилось, то заметили, что многие дамы и девицы знатных фамилий исчезли из придворных кружков и даже из столицы: очевидно, это были те письма или портреты которых оказались у Фуке с подробностями их прелестей. Одна фрейлина вдовствующей королевы попадалась в журнале так часто и записывалась в таких особенных выражениях, что ее величество принуждена была прогнать ее. Чтобы не расходиться с точностью, я должна сказать, что девица Ла-Валльер тоже находилась в дневнике павшего министра; но должна оговориться, что описание оказалось неполным, и это доказывает, что на ее благосклонность рассчитывали, но условие не было еще заключено.

Фуке вступил вчера в Бастилию после кратковременного пребывания в Анжерском замке. Артаньяну вверен надзор за узником, что не нравится ни этому мушкетерскому офицеру, ни Бемо, губернатору бастильскому. Первый, как волокита, предпочел бы свою службу в Лувре, где ежедневно мог бы встречаться с хорошенькими женщинами, печальной обязанности стеречь арестованного министра; второй –