Елизавета I - Маргарет Джордж

– Она даже как-то раз обронила, что никогда не была красавицей, но слыла таковой в юности, – со смехом поделился со мной Роберт наутро после раута. – И так многозначительно на него покосилась, что бедняге ничего не оставалось, кроме как заявить, что она и впрямь в свое время славилась красотой, да и по сей день остается ослепительной красавицей.

– Ему не следовало говорить «в свое время», – заметила я.

– Это пришлось ей не по вкусу, – признал он. – Впрочем, в какой-то момент она сама принялась подшучивать на тему своего возраста, сказав, что уже стоит одной ногой в могиле, а потом, когда он выразил обеспокоенность, укорила его, заявив: «Не думаю, что мне грозит столь скорая смерть! Я вовсе не так стара, как вам кажется, мсье посланник». Это привело его в страшное смущение.

– Как она и планировала.

– Она и впрямь выглядела соблазнительно, – сказал Роберт.

– Интересно, сколько времени ушло на то, чтобы придать ей такой вид? Наверное, не один час!

За моим смехом скрывался собственный опыт в этой области. С расстояния я все еще могла выглядеть как прежде, однако, чтобы добиться такого же эффекта при более близком рассмотрении, требовалось изрядно потрудиться.

В последующие дни и на протяжении всех рождественских праздников я наблюдала за блеском двора с расстояния, глядя на него глазами Роберта. Я давно уже довольствовалась этим, но теперь, когда знала, что очень скоро окажусь там, это было вдвойне мучительно. Большим чудом, чем это возвращение, для меня было бы разве что увидеть какую-нибудь историческую личность из далекого прошлого – короля Альфреда Великого или императора Константина. Я начала продумывать свой наряд, а также подарок, который ей преподнесу. Я была почти счастлива, что у меня на это столько времени. Нужно было попасть точно в цель.

Нельзя сказать, чтобы это известие как-то особенно обрадовало Кристофера, но ему никогда не доводилось попадать в опалу. Ему в последнее время, казалось, куда больше нравилось проводить время в компании своих товарищей по морским походам, нежели тосковать по двору. Кроме того, его беспокоило щекотливое положение Саутгемптона и Элизабет Вернон, которые собирались броситься королеве в ноги и просить дозволения пожениться, но ждали подходящего момента. Элизабет была беременна, и они так или иначе собирались обвенчаться, с ее разрешения или без. Только занятость королевы французским посольством не давала ее проницательному взгляду заметить состояние девушки, которое в самом скором времени должно было стать совершенно очевидным всем и каждому. Кристофер беспокоился о друге, опасаясь, как бы его не отправили в Тауэр. Все зависело от того, в каком настроении окажется королева. Впрочем, Саутгемптон никогда не входил в число ее фаворитов, так что ему едва ли грозило обвинение в «неверности», которым она клеймила всех своих воздыхателей, осмелившихся взглянуть на любую женщину, которая, в отличие от нее самой, была доступна. Так что, вероятно, худшее, что ждало эту парочку, – приступ монаршего неудовольствия и некоторое количество нелестных эпитетов.

Шпионской службе Энтони и Фрэнсиса Бэконов удалось перехватить и снять копии с отчетов, которые мсье де Мэс посылал своему королю. Они развлекли нас впечатлениями французского посланника о нашей королеве.

«И вот она говорит: „Увы и ах, вы, кому на своем веку довелось встречаться с таким множеством правителей, проделали весь этот путь, чтобы увидеть глупую старую женщину“», – прочитал Фрэнсис.

– Надеюсь, он не угодил в эту ловушку, – хмыкнул Роберт. – Правильный ответ – это засыпать ее комплиментами.

– Да, именно так он и поступил. А далее он замечает: «Когда кто-либо заводит речь о ее красоте, она отвечает, что никогда не была красавицей, хотя тридцать лет тому назад и слыла таковой». – Бэкон сделал паузу. – А теперь послушайте его комментарий королю: «Тем не менее она упоминает о своей красоте при каждой возможности».

Я фыркнула, а мужчины оглушительно расхохотались.

– Его объективная оценка ее внешности такова: «Она весьма старается сохранять достоинство, однако лицо ее выдает все признаки возраста: оно худое и длинное».

Я так давно не видела ее воочию, что подобное описание стало для меня неожиданностью. Двадцать лет – немалый срок, но, как и я, с расстояния она все еще выглядела как прежде.

– Далее он пишет, что англичане не согласятся заключить мир с Испанией…

– Разумеется, не согласимся! – взревел Роберт. – Это было бы полным безумием.

Фрэнсис вздохнул и продолжил чтение:

– Но даже он в итоге присоединяется к стану ее обожателей. «Невозможно найти другую женщину, которая обладала бы столь же живым умом и кипучей энергией. Нельзя сказать ей ничего такого, на что она немедленно не ответила бы со свойственной ей проницательностью. Она великая правительница, которая знает все».

Глориана, королева эльфов, оказывается, все еще не утратила своих чар.

Двенадцать дней Рождества подошли к концу, и потянулся промозглый и слякотный январь. Теперь, когда празднества остались позади, я могла наконец полностью отдаться размышлениям о том, какой бы подарок ей преподнести. Единственным подобающим случаю вариантом была какая-нибудь драгоценность. Ну почему Лестер оставил ей роскошное ожерелье из шестисот жемчужин, которое после его смерти должно было достаться мне? Она была изображена в нем едва ли не на всех своих портретах, явно им дорожила и носила с гордостью, как невеста. Так что жемчуг отпадал. К ней также перешло черное жемчужное ожерелье Марии Шотландской. Нет, никаких больше ей жемчугов.

Изумруды? Рубины? Сапфиры? У нее их и так было без счета. Яшма? Большая редкость. Но, скорее всего, мне не удастся раздобыть ее к сроку.

Я должна преподнести ей такую драгоценность, какой не было больше ни у кого. И никогда не будет. Что-то такое, от чего она ахнет, что привяжет ее ко мне. Но ни на что подобное у меня попросту не хватило бы денег. А все, на что хватило бы, не было в достаточной степени необыкновенным. Даже кроваво-красные рубины, таящие в глубине темный огонь, встречались при дворе на каждом шагу то на ожерельях, то в перстнях.

Мы происходили из одного рода. Возможно, я унаследовала что-то такое, что может показаться ей ценным? Мария Болейн… У меня было фамильное ожерелье с подвеской в виде буквы «Б». Она отдала его моей матери; после того как мать умерла, я оставила его у себя в память о ней, но ни разу не надевала.

Свою бабку Марию Болейн я не застала. Она умерла летом того же года, когда я появилась на свет, за несколько месяцев до моего рождения. Говорили,