Елизавета I - Маргарет Джордж

я и ожидала, Эссекс не принял награду немедленно и с благодарностью. Он придрался к формулировке патента. Когда я приняла его наедине, он не стал утруждать себя ни лестью, ни попытками угодить мне. Вместо этого принялся выставлять свои условия: формулировка патента должна быть такой-то и такой-то, а церемония вступления в должность должна состояться там-то и в такое-то время. А хочет ли он вернуться в Тайный совет, он еще не решил. Разве что, если… если я приму его мать при дворе.

Когда он высказал это требование, я в ответ лишь молча устремила на него взгляд. Руки его были скрещены на груди, лицо утопало в тени. Выражение лица было непроницаемо. Что за ним скрывалось? Вызов? Надежда? Нервозность?

– Если я приму вашу мать? – переспросила я.

– Да. Она жаждет примириться с вами. Мне тоже невыносимо мучительно видеть, как две женщины, которых я люблю, враждуют друг с другом.

– Две женщины, которых вы любите… ваша мать и ваша королева? А как же ваша жена? Кроме того, я думаю, кое-кто из моих придворных дам полагает, что вы и их любите… По крайней мере, вы дали им основания так считать.

– Мне следовало сказать «три женщины». Моя жена тоже опечалена тем, что вы так сурово относитесь к бабушке ее детей. В конце концов, она ваша кузина, – произнес он (вот теперь в его голосе прорезались вкрадчивые нотки). – Ваша кровная родственница. С годами у каждого из нас их остается все меньше и меньше. Зачем лишать себя общения с одной из горстки оставшихся?

Как он смеет говорить о моих годах и о том, что моих ровесников становится все меньше? Я с трудом удержалась, чтобы не дать ему пощечину. Вместо этого я сделала вид, что думаю над его словами.

«Все это ради Англии», – напомнила я себе.

– Да, она внучка моей тетки, – произнесла я, чтобы потянуть время, пока думаю.

Мне придется это сделать. Однако каким образом – решать мне.

– Что ж, отлично, – согласилась я.

Он бросился вперед, упал на одно колено и, схватив мою руку, принялся осыпать ее поцелуями:

– О, благодарю вас! Когда нам ждать приглашения?

– Как-нибудь после Нового года, – обронила я.

Самое глухое время, когда при дворе почти никого не оставалось.

– Но… – возразил было он, однако вовремя прикусил язык.

Он хотел, чтобы она появилась, пока здесь французы и двор искрится развлечениями.

«Не бывать этому никогда в жизни», – подумала я.

Я сделала ему знак подняться:

– Что же до вашего возвращения ко двору…

Оно только что состоялось.

53. Летиция

Ноябрь 1597 года

– Мы победили, – с гордостью в голосе произнес Роберт, скрестив руки на груди и выпятив подбородок. – Она капитулировала, сдалась целиком и полностью.

Он помахивал грамотой, в которой были перечислены условия его назначения граф-маршалом Англии. Роберт Сесил уведомил его, что окончательный патент, все честь по чести, на пергаменте, будет готов через несколько дней.

– Она никогда в жизни ни перед кем не капитулировала и не сдавалась. С чего это вдруг она сделала ради тебя то, к чему ее не удалось принудить даже Филиппу Испанскому?

Я взяла грамоту у него из рук и пробежала глазами. Выглядела она подозрительно невинно: Роберт Деверё, второй граф Эссекс, провозглашался граф-маршалом, верховным главнокомандующим королевства. Не знай я королеву слишком хорошо, я приняла бы назначение за чистую монету. С ней же всегда надо было держать ухо востро.

Он взял со стола еще одно письмо, которое только что доставили, и, сломав печать, торопливо прочел.

– Да, полная победа! Она ни в чем не может мне отказать!

Он протянул письмо мне, не в силах сдержать широкой торжествующей улыбки.

Я глазам своим не верила. Она согласилась принять меня при дворе. Я стала читать дальше. После праздников. Жаль, конечно. Но тут уж привередничать не приходится.

– Как тебе это удалось?! – подступилась я к нему с вопросами, но на ответ не стоило и надеяться.

– О, достаточно оказалось только заикнуться, – отмахнулся Роберт.

Я очень сильно сомневалась. Должно быть, за этим стояло что-то еще. Внезапно волна возбуждения, охватившая меня, схлынула.

– Что ж, спасибо, – произнесла я. – Это кажется совершенно невероятным. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я в последний раз появлялась при дворе.

– Раз уж она уступила, я вернусь в Тайный совет и ко двору. Насколько я понимаю, у них там в совете без меня полный разброд, а теперь наконец-то начнется работа. Я слышал, мое отсутствие очень им мешало.

Он принялся расхаживать по комнате – ни дать ни взять жеребенок, которому очень хочется вырваться из стойла и сбежать на волю.

– Это был поединок характеров, и я вышел из него победителем, – произнес он с изумлением в голосе.

– Возможно, она просто хочет, чтобы ты так считал, – заметила я.

Зная ее с самого детства, я помнила, что она не гнушается любой тактикой, лишь бы выйти из игры победительницей, включая и проигрыш на первом кону.

– Весь двор тоже будет так думать, – сказал он.

– Ей все равно, что будут думать люди, если это послужит ее целям.

– Этот титул служит моим целям! А Фрэнсис Бэкон еще советовал мне бросить военное дело. Мне не терпится увидеть его лицо, когда я покажу ему это. – Он пылко поцеловал грамоту. – Я – самый главный солдат во всей стране!

Я усилием воли обуздала дурные предчувствия.

«Ну почему, Летиция, – спросила я себя, – почему ты просто не можешь быть благодарна судьбе за то, что она тебе преподносит?»

Возвращение Роберта ко двору походило на триумфальное шествие какого-нибудь римского полководца. Он прогарцевал по лондонским улицам под приветственные крики толпы, доказав, что он по-прежнему народный любимец, а его отсутствие лишь распалило желание простых людей хоть одним глазком увидеть своего героя.

Я покривила бы душой, если бы стала утверждать, пусть даже самой себе, что при виде его, такого красивого и статного, и всех людей, его приветствующих, мое сердце не преисполнилось гордости. Когда мать впервые берет на руки дитя, разве она в этот миг втайне не представляет его взрослым мужчиной, снискавшим признание и славу? Удается это немногим. Но моему удалось.

Роберт вернулся ко двору в разгар празднеств в честь французского посольства, и домой он возвратился, переполненный впечатлениями от танцев, пиров и музыки. Королева, похоже, не поскупилась, чтобы развлечь своих французских гостей на славу. Роберт сказал, она даже сдула пыль со своих чар и пыталась обольстить мсье де Мэса, облачившись в платье с очень глубоким