Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

— Логично. Очень даже. Мы преподнесем это Чернобыль­скому,— потер руки Жунид.— Посмотрим, как он отреаги­рует.

... Реакция бывшего ювелира превзошла все ожидания. И если бы в то утро кто-нибудь из них — Жунид, Вадим или Арсен — правильно ее истолковали и, не дав старику опом­ниться, потребовали объяснений, может быть, разгадка была бы у них в руках гораздо раньше, чем они ожидали.

Но беда в том, что бывают в жизни положения, когда поведение человека может иметь несколько побудительных причин и не всегда удается криминалисту определить ту един­ственную, которая и ведет к раскрытию тайны.

Принял их Самуил Исаакович на той же веранде, где все оставалось без изменений со времени последнего их визита на Псыжскую, пять. Стол — у окна, еще более разросшаяся виноградная лоза, кушетка у стены, запах свежей масляной краски,— старик покрасил пол на веранде,— и густой аро­мат распускающихся роз на прямоугольной клумбе перед вхо­дом в дом.

— Чем могу служить, молодые люди? — засуетился он, двигая стулья.— Честно говоря, уж и не знаю... Невже ж опять за то колечко будете спрашивать? Так я ж и не видал его, что могу исделать, когда не видал?

Они сели. Жунид достал из кармана кольцо, но держал его пока в кулаке, у себя на коленях, и смотрел в упор на Чернобыльского, сидевшего напротив него.

— И что вы на меня так смотрите? — заерзал наконец ювелир.— Скажите сразу.

Шукаев медленно поднял руку, все так же не сводя су­рового взгляда со старика, разжал ее и спросил, отчетливо произнося каждый слог:

— Довольно притворяться, Самуил Исаакович, вы в прошлый раз солгали нам относительно цели вашей поездки в Дербент  Вы все еще надеетесь найти «вторую каплю»...

Сначала, увидев кольцо, Чернобыльский подался всем телом вперед, словно хотел отнять его у Шукаева, потом как-то обмяк, ссутулился, и в склеротических глазах его появи­лись слезы бессилия.

—  Отвечайте!

—  Так что ж... что ж отвечать-то,— бессвязно пролепе­тал он и трясущейся рукой полез в боковой кармашек лет­него чесучевого пиджака. Долго не мог отвинтить крышечку футляра с валидолом, потом, наконец, достал таблетку и, положив ее под язык, несколько минут сидел молча, закрыв глаза.

Они ждали.

Чернобыльский прижал ладонь к левой стороне груди, глубоко вздохнул, покатал таблетку языком во рту и открыл глаза.

—  Так и убить старика недолго,— сказал он, открывая глаза.— Разве ж можно?

—  Мы хотели бы получить ответ, Самуил Исаакович,— напомнил Жунид, тоже понижая голос.— Ваше волнение..

— И не говорите за мое волнение,— старик, кряхтя и охая, облокотился о край стола.— Я старый больной чело­век, молодые люди, так разве ж долго, спрашиваю я вас, растревожить мое слабое сердце..

—  Что вас взволновало?

—  Я золотых дел мастер, господа хорошие, хоть и давно не у дел. А вы знаете, что такое настоящий ювелир, кото­рый видел, имел и держал в руках столько, что хватило бы на несколько роскошных жизней!

—  Самуил Исаакович,— строго заметил Дараев,— нас не интересуют ваши воспоминания.

Старик слабо махнул рукой.

— То ж разве воспоминания? . Вы спрашиваете — я от­вечаю   И не перебивайте меня, молодые люди..

Жунид сделал знак Вадиму  Потерпи, мол.

—  Пожалуйста, говорите.

—  Так вот. Отчего я разволновался? А как вы думаете? Хотя и другая жизнь теперь, и все то, что имело когда-то свою цену, нынче той цены не имеет, но я-то человек старого вре­мени... И нового из меня не исделаедць. Вы сказали,— он посмотрел на Жунида,— «вторая капля»... Чтоб вы знали, прежде и камни имели свои имена. Алмаз, который у меня украли в девятьсот четырнадцатом году, имел название «вторая капля». По-арабски — «Катрантун таниятун». Я, грешным делом, когда вы достали свое колечко и сказали те слова, по­думал, что у вас в руке мой камешек. Чуть Богу душу не отдал. Уж поймите меня, старика, молодые люди...

—  А этот перстень вы никогда не видели? — снова рас­крыл ладонь Шукаев.

Старик даже не стал смотреть на кольцо.

—  Нет, не видел. Дешевые побрякушки — не по моей квалификации,— он снова прикрыл веки и потер грудь рукой.

Наступила долгая пауза. Жунид не прерывал ее, наблю­дая за Чернобыльским. Все было как будто правильно и объ­яснимо. Именно такой, наверно, должна быть реакция чело­века, некогда владевшего баснословным богатством и под старость вдруг снова увидевшего его отблеск.

Но Шукаева смущало одно обстоятельство. Ему показа­лось, что уже после сердечного приступа он заметил в гла­зах ювелира жадный блеск... при виде кольца. Этот мимолет­ный взгляд был или не был? Может быть, он — плод его воображения?..

И тогда случилось неожиданное. Чернобыльский, вроде бы окончательно оправившись, попытался встать, но рука, которой он оперся на стол, вдруг бессильно, вяло согнулась в локте, ювелир, побледнев, снова рухнул на стул. Если бы его не поддержал Сугуров, он бы свалился на пол.

Они осторожно переложили его на кушетку. Арсен по­мчался к ближайшему телефону — вызывать «Скорую по­мощь».

Это был инфаркт.

Поскольку старик жил один, его отвезли в городскую больницу: дома его не с кем было оставить. Дараев запер входную дверь и передал ключ врачу «Скорой».

—  Ну, как вам все это нравится? — спросил Жунид, провожая взглядом удалявшуюся машину.

—  Никак,— за двоих ответил Дараев.— Я ему не верю. То есть, не сомневаюсь, что его хватил удар, но ему самому не верю...

—  Я тоже,— кивнул Шукаев.— У меня такое впечатле­ние, что мы еще услышим об этом алмазе...

—  Выходит, зря ты протаскал и газеты, и книгу,— Да­раев показал на распухший портфель, который Жунид дер­жал в руках.

—  Выходит, зря. Кстати, возвратишь сейчас и то, и дру­гое в библиотеку.

—  А какая, собственно, разница между алмазом и брил­лиантом? — спросил Вадим Акимович.

—  Только в отделке. До пятидесяти граней — алмаз, бо­лее пятидесяти — бриллиант.

—  Ты, я вижу, поднаторел в этих делах,— уважительно сказал Дараев.— А карат? Сколько это?

—  Около 206 миллиграммов...

—  Значит, двадцать шесть с половиною каратов, это больше пяти граммов? Ничего камушек, а?

—  Да,— без улыбки сказал Жунид.— На такой пару танков запросто можно было бы построить...

—  Ну, что, поехали?

—  Едем. Ты, Вадим, пока я займусь с Паритовой и зав­магом, отыщи Итляшева и пасечника. Я почти уверен, что они видели именно Бекбоева с накладной бородой, но нам нужно их документальное опознание. И еще — побывай в театре. Проверь, нет ли какой-либо связи между Паритовым и Ули­той. И он, и она работают вместе...

Фатимат Паритову Шукаев видел впервые. До сегодняш­него дня он не считал упущением со своей стороны то, что после Бондаренко не подверг ее повторному допросу. В до­кументах, оформленных бывшим начальником черкесского угрозыска, все было грамотно с точки зрения процессуаль­ной и предельно ясно. А времени и без того не хватало.

И только сегодня Жунид подосадовал на себя: никогда, никому и ни в чем нельзя доверять, когда ведешь расследо­вание. Даже самые дотошные, а Сергей Тимофеевич был еще человеком точным и аккуратным, могут допустить недосмотр или не проявить должной настойчивости. Правда, и Бонда­ренко не слишком доверял показаниям продавщицы, но это не было отражено в материалах дела, и Жунид об этом ни­чего не знал.

Словом, по мнению Шукаева, занятого тогда главным образом убийством Барсукова и Кумратова, не было необхо­димости в повторном допросе Паритовой.

Теперь — дело другое. Теперь был перстень, а человек, ударивший продавщицу камнем — Зубер Нахов — сидел в КПЗ управления. Когда привели Фатимат, явившуюся по вызову (заведующего с ней не было), Жунид посадил ее на стул напротив себя и начал безо всяких предисловий:

— Опишите кольцо, которое было похищено в вашем магазине перед майскими праздниками.

—  О Господи! — с деланным возмущением воскликнула она.— Опять это несчастное кольцо! Знаете, мы с мужем ничего от вас не хотим. Ну, не поймали вы этих бандитов сразу и — Бог с ними. В конце концов, перстень давно спи­сали...

—  Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

—  Я уже говорила: большое массивное кольцо с зелено­ватым камнем, довольно большим... мельхиоровое. Вот и все... А хлопот из-за него...

Она стала сетовать на беспокойство, причиненное ей милицией, ее мужу и заведующему.

Жунид плохо слушал, с интересом разглядывая, ее наряд.

Белоснежное крепсатиновое платье, дорогие, тоже белые, лакированные туфли, пальцы на руках — в кольцах, в моч­ках ушей — золотые сережки. Не много ли? Зарплата у нее и у ее супруга скромная. Откуда же средства? Спекуляции с драгоценностями? Но ревизией ничего обнаружено не было. Надо заняться, стоит заняться.

Он открыл ящик стола и, достав перстень, демонстратив­но положил его на стекло перед Паритовой.