Королевские сестры - Виктория Холт

— О, это дело, которое вам и в голову не пришло бы. Но в последнее время я вас реже вижу.

Лицо Анны исказилось от огорчения.

— Моя дорогая Сара, было столько дел. Положение принцессы Датской означает столько приемов, столько утомительных людей, которых нужно принимать.

— Я это понимаю и знаю, что в этом нет вашей вины. Но вы заметили, что я несчастлива, и хотели знать причину, вот я вам ее и назвала. У меня тоже есть свои обязанности. Я должна прислуживать герцогине, ведь я, в конце концов, состою при ее дворе. Как все было бы иначе, будь я при вашем! Тогда... как бы я была счастлива!

— Сара. Но...

Сара взяла руку Анны и поцеловала ее.

— Если бы я служила вам вместо герцогини, я бы всегда была рядом... никогда не отлучалась бы далеко. А теперь, когда вы реформируете свой двор...

— Вы должны покинуть герцогиню, Сара. Вы должны перейти ко мне. Признаюсь, я думала об этом, но не осмеливалась предложить. Мне казалось, место при герцогине значит для вас больше, чем место при мне.

Сара упрекала ее почти с гневом.

— Как вы могли такое подумать, мадам! Признаться, я удивлена. Я-то думала, вы знаете, что я не желаю служить никому, кроме вас.

— О, Сара, значит, так тому и быть. Я поговорю с отцом и мачехой. Они знают о нашей с вами любви; я не сомневаюсь, что они исполнят мою просьбу.

Сара теперь не сомневалась: она поступила с присущей ей мудростью. Каждый раз, когда Анна появлялась на улицах, народ приветствовал ее криками. Протестантский брак расположил к ней людей. А для герцогини Йоркской у них было лишь молчание. Итальянская папистка! Сара была на правильной стороне.

Несколько часов спустя Сара получила от Анны письмо.

«Едва вы ушли, вошел герцог Йоркский и, не чиня никаких препятствий, пообещал мне, что вы будете моей, а это, уверяю вас, великая для меня радость. Мне следовало бы сказать многое о вашей доброте и вашем предложении, но я не сильна в комплиментах. Скажу лишь, что я принимаю это с величайшей любезностью и в любое время буду готова оказать вам любую услугу, какая только будет в моей власти…»

Сара сложила письмо и убрала его. Ей понравился тон письма; в нем чувствовались должная скромность и признательность.

***

Сара пронеслась по покоям Кокпита, словно холодный ветер. Все в окружении принцессы Анны понимали: чтобы преуспеть, надобно угождать Саре Черчилль, ибо было ясно, что она, как и прежде, имеет на принцессу большее влияние, чем кто-либо другой. Что до принца, то с ним было легко: он был совершенно доволен своим браком. Вот он, с любящей, нетребовательной женой; все, что от него требовалось, — спать с ней, занятие довольно приятное, ибо он был мужчиной чувственным, но слишком ленивым, чтобы самому охотиться за добычей. Он мог досыта есть и пить, немного болтать, играть с женой в карты — о, это была приятная жизнь. Правда, король немного озадачивал его своими остроумными беседами, но большая часть из них была принцу Георгу непонятна, и он не делал попыток в них разобраться.

Карл говорил о нем:

— Черт побери, что это за фрукт? Я пробовал его и пьяным, и трезвым, но ничего из него не вышло. Впрочем, принцесса Анна кажется довольной, так что, может, ей повезло больше, чем мне.

А когда вскоре после свадьбы было объявлено, что принцесса беременна, Карл заметил, что, хотя его племяннику по браку, похоже, недостает ни остроумия, ни политических познаний, он доказал свою состоятельность как муж — а это все, что их должно волновать.

Что до Анны, то она была довольна замужеством; с каждым днем она все больше привязывалась к Георгу. Он никогда с ней не спорил и не предъявлял никаких требований к ее уму; он так же, как и она, приходил в восторг от еды — а таких энтузиастов было очень немного. Он учил ее, как улучшить вкус блюд, подбирая правильное вино, и, когда они отправлялись в постель, слегка опьяневшие, она находила брак весьма приятным.

Она уверяла себя, что теперь еще больше жалеет свою бедную, милую Марию, и очень часто писала сестре, рассказывая о делах в Англии и о том, как она жаждет навестить Гаагу или чтобы Мария приехала в Англию. Бедная Мария, у нее было два выкидыша, и теперь казалось, что она больше не забеременеет. До Анны доходили тревожные слухи из разных источников в Голландии. Калибан — импотент, говорили одни, но из других источников доносились вести, что он проводит ночи с Элизабет Вильерс. Впрочем, новостей о том, что Элизабет родила королевского бастарда, не было, так что, возможно, он все-таки импотент.

Такие вещи можно было обсуждать только с Сарой, и, как оказалось, это была одна из любимых тем Сары.

— С вами, мадам, я неосторожна, — говорила Сара, — хотя ни с кем другим себе этого не позволяю. И я вам скажу вот что: Калибан не способен иметь детей. Говорят, у него ужасная астма. Не думаю, что он долго проживет. А еще мы слышим эти истории о лихорадке вашей сестры. Больная сестра, астматик Оранж — и позвольте мне сказать, мадам, что если ваша сестра умрет, ему придется сделать несколько шагов назад. А ваш отец — папист! Мадам, я верю, что однажды буду иметь честь служить королеве Англии.

— О, оставь, — говорила Анна, — я и так вполне счастлива.

— Те, кто вас любит, имеют для вас честолюбивые замыслы, мадам.

— Я всегда говорила, Сара, что вы слишком честолюбивы.

Сара вдруг насторожилась. Не было ли это предупреждением? Анне не нравилось слышать критику в адрес отца, как и упоминания о смерти сестры. «Анну нужно лепить», — подумала Сара.

Она улыбнулась, глядя на свои умелые руки — внешнее проявление ума, способного подчинить более слабый и вполне способного на такую лепку.

— Не для себя, мадам, — сказала она тише обычного, — лишь для той, кому я служу всем сердцем и душой.

***

Сара хотела бы сама выбирать прислугу для Анны. Но это было невозможно. Она не слишком опасалась таких, как леди Фицхардинг и миссис Данверс. Миссис Данверс занимала незначительное положение и не имела большого веса. Леди Фицхардинг в девичестве была Барбарой Вильерс, сестрой той самой Элизабет, которая,