Молот шотландцев - Виктория Холт

— Теперь, — твердо сказал Эдуард, — все в руках святых, и неужели ты сомневаешься, любовь моя, что они останутся глухи к молитвам столь любящей матери, как ты.

Как он добр к ней, подумала королева. И она почти поверила, что тревожилась напрасно, но ее маленький Генрих был таким милым ребенком, и она так жаждала видеть его таким же здоровым и полным сил, как его сестра.

— Так и будет, я обещаю тебе, — сказал Эдуард.

И вскоре после этого они покинули Рейгейт и направились в Лондон.

Глава II

УХОД ГЕНРИХА, ВЫХОД АЛЬФОНСО

Казалось, вся страна съезжается в Лондон на коронацию, и Эдуард был уверен, что это один из тех случаев, когда на расходах скупиться неразумно. Вдовствующая королева была в своей стихии. Ей бы хотелось взять все приготовления в свои руки и распоряжаться всем, как она привыкла при жизни мужа.

Вместо этого ей приходилось довольствоваться тем, что она собирала вместе всю семью. Как чудесно было знать, что ее дочь Маргарита уже в пути из Шотландии, а другая дочь, Беатриса, с мужем, Жаном Бретонским, также будет присутствовать. Будет и ее сын, Эдмунд, граф Ланкастер. По сути, соберутся все ее здравствующие дети. Если бы только ее муж был жив, для полного счастья ей больше ничего не было бы нужно.

Маргарита была ее самой любимой дочерью. Возможно, потому, что в юности она перенесла за нее столько тревог, и ее сильные материнские инстинкты проявились во всей своей ярости, когда ее драгоценную дочь притесняли эти варвары-шотландцы. Она и сейчас часто думала о том, как девочка уезжала в Шотландию, как плакала при расставании, цеплялась за мать и умоляла позволить ей остаться навсегда. Но им пришлось ее отправить, и они с Генрихом вместе плакали и страдали за свое дитя. А когда до них дошли слухи, что ее держат пленницей в мрачном Эдинбургском замке и не дают ничего, кроме их отвратительных овсяных лепешек и грязного месива, которое они называли кашей, Генрих, подстрекаемый женой, готов был пойти войной, даже если это означало бросить вызов баронам, разорвать Великую хартию вольностей и швырнуть им в лицо, что, по мнению королевы, было бы лучшей участью для этого ужасного документа. Они отправились в Шотландию; они спасли свою дочь, и теперь она воссоединилась со своим мужем, Александром, который в то время и сам был почти ребенком. И, о чудо из чудес, Маргарита теперь была счастлива. Да, они с Александром были преданы друг другу, и их союз благословили трое прекрасных детей. Вдовствующая королева надеялась, что они будут так же счастливы, как она с Генрихом. Маргарита была нрава более кроткого, чем ее мать, и, как и вся семья, снисходительно относилась к этой властной материнской фигуре. У нее была дочь, очень дорогая вдовствующей королеве, потому что девочка родилась в Виндзоре, в тот период, когда Маргарита гостила у родных и ухитрилась остаться до тех пор, пока в ее положении возвращаться в Шотландию стало затруднительно. Шотландцы были не слишком довольны, что старший ребенок их королевы родился за пределами Шотландии. Возможно, то, что это была всего лишь дочь, несколько их успокоило. Эта девочка, Маргарита, названная в честь матери, была теперь тринадцати лет от роду и унаследовала материнскую красоту. Более того, через три года после рождения Маргариты на свет появился сын Александр — прекрасный мальчик и наследник шотландского престола, — а четыре года назад родился маленький Давид.

Как чудесно будет собрать всех внуков, чтобы немного их побаловать и убедиться, что они любят свою бабушку, а заодно удостовериться, что родители воспитывают их так, как она бы одобрила. Она любила нежно поучать их, и все они слушались ее и признавали ее высшую мудрость. Впереди были счастливые дни, несмотря на ее великую утрату.

Была еще и Беатриса, ее вторая, горячо любимая дочь, жена Жана, графа Бретонского, который ее обожал, и у них было пятеро прекрасных детей; Беатриса сопровождала мужа в крестовом походе и была с королевой Элеонорой в Акре, когда родилась Джоанна, так что они сблизились, как сестры, разделив невзгоды кочевой жизни и в то же время утешая друг друга из-за ужасного выбора, который им пришлось сделать — оставить ли детей или мужей. Теперь они все воссоединятся; и у вдовствующей королевы будет еще больше внуков, которых можно будет взять под свое крыло.

Будет и Эдмунд — ее дорогой сын, граф Ланкастер. Он не был так популярен в народе, как его брат Эдуард. Естественно, Эдуард был королем и обладал той ослепительной внешностью. Эдуард был истинным Плантагенетом — златовласый юноша с длинными норманнскими конечностями. Людям стоило лишь взглянуть на него, чтобы понять, что он потомок Завоевателя. Англичане любили сильных королей, по крайней мере, когда те были мертвы. Они стонали под суровыми законами Завоевателя, его сына Генриха I и его правнука Генриха II, пока эти короли были живы, но после их смерти суровость называли справедливостью, и их почитали. Уже сейчас казалось очевидным, что Эдуард будет сильным королем. Уголки губ вдовствующей королевы скривились при этой мысли. Эдуард ясно дал понять, что не собирается следовать ее советам. Правда, он выслушивал их с серьезным видом и порой намекал, что так и поступит; а затем уходил и делал в точности то, что хотел.

Эдмунд был не таким высоким, не таким светловолосым, в нем было больше прованского, чем норманнского. Он страдал от легкого искривления позвоночника, которое было невозможно скрыть, и это со временем дало его врагам повод прозвать его Горбатым. Как же она тогда гневалась, особенно потому, что ничего не могла с этим поделать. Бессилие бесило ее больше всего на свете.

Его женитьба на Авелине де Фортибус, наследнице графа Албемарля, была поводом для поздравлений, поскольку брак должен был принести семье огромное богатство, а на нехватку денег жаловались постоянно. Увы, Авелина умерла, не успев унаследовать состояние, и вскоре после этого Эдмунд принял крест и отправился с братом в Палестину.

«Надо найти Эдмунду новую жену», — подумала она, и ее деятельный ум уже прочесывал ряды богатейших невест.

Величайшей радостью была встреча с Маргаритой, и какое же это было удовольствие — видеть, как она въезжает в столицу с мужем и детьми, ибо свита Маргариты была пышнее всех. Вот урок Эдуарду, подумала вдовствующая королева. Неужели он позволит королю шотландцев затмить себя?