Молот шотландцев - Виктория Холт

Но ее мать всегда верила в то, во что хотела верить, и возражения в таких вопросах были ей неприятны.

— Интересно, где они сейчас, — спросила она.

— Кто? Де Монфоры? В изгнании во Франции, я полагаю. Лучше бы им не пытаться сюда вернуться.

— Вы имеете в виду жену и дочь Симона? А что с его сыновьями?

— Юный Симон мертв. Он заслуживал смерти предателя, но вместо этого его забрал Господь. Он виновен в убийстве вместе со своим братом Ги, который худший из них всех. Вы знаете, как они жесточайшим образом убили вашего кузена, Генриха Корнуолльского, в церкви в Витербо. О, это было чудовищно. Это разбило сердце вашему дяде Ричарду. Он обожал Генриха, а Генрих был добрым человеком, верным и преданным вашему отцу и вашему брату Эдуарду.

— Я знаю, миледи. Он и Эдуард росли вместе — с мальчиками де Монфорами. Я помню, как видела их вместе в дни перед моей свадьбой.

— В нашей семье было много трагедий, Маргарита.

— Знаю, миледи. Но теперь Эдуард дома, и народ его любит. Возможно, мы заживем мирно.

— Вечные беды. Я не буду спокойна, пока эти де Монфоры живы.

— Мне жаль, что я напомнила вам о них.

— Святые, как же! Не было никого менее святого, чем Симон де Монфор.

— Жаль, что его убили так жестоко.

— Это было в бою. Его сторонники сделали бы то же самое с вашим отцом или Эдуардом, если бы победили.

— Полагаю, Ги и юный Симон думали, что мстят за него. Это можно понять. Лучше бы все это забылось.

— Дорогая моя Маргарита, ты всегда была миротворицей. Я бы хотела услышать, что все де Монфоры мертвы. Мне не нравится помнить, что Ги все еще жив, и его брат Альмерик тоже. Он, я полагаю, со своей матерью и девочкой Элеонорой. Ее называют Демозель. И это хорошо. В нашей семье слишком много Элеонор.

— Это правда, леди. Вы, теперь жена Эдуарда, и дочь Эдуарда, и наша тетя, что вышла за де Монфора, и дочь де Монфора… Я так рада, что назвала свою дочь Маргаритой.

— А это, любовь моя, значит, что ее так легко спутать с матерью.

— Знаю, но Александр хотел это имя.

Вдовствующая королева взяла лицо дочери в ладони и поцеловала.

— Знаю. Он так тебя любит и хотел, чтобы дочь назвали в твою честь. Ручаюсь, он говорит себе, что она растет точь-в-точь как ты.

— Как вы угадали?

Вдовствующая королева счастливо рассмеялась. Ее гнев, вызванный упоминанием де Монфоров, улетучился.

— Потому что, дорогая моя, у него вид счастливого мужа. А теперь скажи, как, по-твоему, выглядела Беатриса?

— Очень хорошо.

— Она подарила мне пятерых внучат. Я очень ею горжусь.

— Мне жаль, дорогая матушка, что я не подарила тебе столько же.

— Дитя мое, я лишь прошу, чтобы ты была счастлива. У тебя есть трое моих ненаглядных, и я этим вполне довольна. Ручаюсь, Беатриса сейчас с женой Эдуарда. Говорят, они очень сдружились в Акре.

— Эдуарду повезло с королевой, миледи. Она кажется такой кроткой и преданной ему.

— Она хорошая жена. Она считает его самым чудесным созданием на земле. Она всегда делает в точности то, что он говорит. Я никогда такой не была.

— Уверена, Эдуард это ценит.

— Твой отец ценил меня, и все же у меня всегда было свое мнение.

— Дорогая миледи-матушка, вы не можете ожидать, что все будут такими, как вы.

Вдовствующая королева рассмеялась.

Она чувствовала, что стала ближе к счастью, чем когда-либо со смерти Генриха.

— Пойдем найдем Беатрису, — сказала она. — Мне так много нужно ей сказать. Вы так редко бываете со мной, что я жалею о каждом мгновении, проведенном вдали от меня.

«Милая матушка, — подумала Маргарита, — она не вынесет, если кто-то из нас будет любить кого-то больше, чем ее».

***

Всю столицу охватило волнение, которое передалось и целой стране. На престол должен был взойти новый король, и прорицатели предрекали, что для Англии наступает новая эра процветания.

Два последних правления были неспокойными — первое губительным, второе немногим лучше. Страной правили два слабых короля, теперь же пришел сильный муж, который выглядел как король, вел себя как король и, только что вернувшись из похода в Святую Землю, нес на себе печать Божьего одобрения.

Англию ждали великие дни.

По всей стране ходили рассказы о его силе и доблести. Его королева была доброй и добродетельной женщиной. Из уст в уста передавался рассказ о том, как она высосала яд из его раны. Люди забыли, что она родом из чужой земли и что они смеялись над ее свитой, когда она впервые прибыла в страну. Маленькие смуглые люди, которые, по их словам, походили на обезьян. Теперь она превратилась в прекрасную женщину. Она отбросила свои иноземные манеры. Она стала англичанкой и достойной женой великого короля.

Эдуард сказал, что в день его коронации угощение будет для всех. Он хотел, чтобы народ знал, что он введет справедливые законы и полон решимости сделать свою страну процветающей. Он уже уладил тот досадный вопрос о шерсти с иноземными торговцами. Он считал, что людям следует позволить мирно заниматься своими ремеслами, а просить у них денег лишь тогда, когда в этом нуждается страна.

Но на сей раз зрелище должно было быть пышным. Лондонские купцы готовы были заплатить, чтобы увидеть торжественную коронацию своего короля. И праздновать было правильно, ибо это было начало новой эры.

Во дворах дворца возвели деревянные постройки. На них собирались готовить еду, ибо в этот великий день никто не должен был остаться голодным. Крыш у этих построек не было; они были открыты небу, чтобы выходил дым от очагов. Здесь, объявил Эдуард, будут угощать всех, кто придет в город, — кем бы они ни были. Простые люди будут есть вместе с лондонскими купцами, и подмастерья, и кто угодно мог есть как гость короля — богатые и бедные, зажиточные торговцы и нищие. Четырнадцать дней должно было длиться это пиршество. А в день коронации из водопроводов и фонтанов польется красное и белое вино.

Каждый должен был знать, что настало время ликования.

Народ не роптал. Это празднество было иного рода, чем те, что устраивал отец нового короля. Генрих, правда, давал пышные пиры, но они всегда