Чарльз Портис - Железная хватка

— Ну, Нед, во всяком случае, от нас не уйдет, — говорит Кочет. — Мне сдается, куда один — туда и другой. Интересно, как слиток к Куинси попал. Этот Чейни играет?

Лабёф ему ответил:

— В картишки любит перекинуться. Я так ду­маю, Нед решил отложить налет, если его тут до сих пор нету.

— Ну, я б на это рассчитывать не стал, — гово­рит Кочет. — Седлай лошадей, а я ребят наружу выволоку.

— Сбежать, что ли, намерен? — спрашивает Ла­бёф.

Кочет как зыркнул на него ярким глазом.

— Я, — говорит, — намерен сделать то, для чего сюда приехал. Седлай, говорю, лошадей.

И растолковал мне, как все в землянке прибрать. Сам тела вынес наружу и в лесу спрятал. Я куски индюшки смахнула в мешок, фонарь разбитый — в очаг, а земляной пол палкой поворошила, чтоб кровь затереть. Кочет засаду метил.

Вернувшись из леса после второй ходки, он приташил охапку веток для очага. Развел большой огонь, чтоб много света и дыма получилось — по­казать, значит, что в землянке кто-то есть. После чего мы вышли к Лабёфу — он с лошадьми под навесом остался. Жилье это, как я уже сказала, располагалось в лощине, где два склона таким острым углом сходились. Хорошее место для того, что Ко­чет задумал.

Лабёфу он велел взять лошадь и занять пост на северном склоне, где-то на полпути к углу с землянкой, а сам, мол, расположится примерно там же, но на южном. Про меня в этой диспози­ции ничего не было, и я решила остаться с Коче­том.

Лабёфу он сказал:

— Найди там себе место получше и сильно не шебурши. И не стреляй, пока я не выстрелю. Я хо­чу, чтоб они все в землянку зашли. Последнего я застрелю, зато остальные окажутся в бочке.

— В спину стрелять будешь? — спрашивает Ла­бёф.

— Только так и поймут, что у нас серьезные на­мерения. Это тебе не куроцапы. В общем, не стре­ляй, ежели разбегаться не начнут. После первого выстрела я им крикну, не хотят ли живьем сдаться. Если нет, мы их на выходе перестреляем.

— В этом твоем плане — сплошь убийства,— говорит Лабёф. — Нам же Челмзфорд живым ну­жен, нет? А ты им ни единого шанса не даешь,

— А Неду и Задире нет смысла шансы давать. Если их возьмут, им одна дорога — на виселицу. Они это знают. Им лучше по-любому драться. Дру­гие могут струсить и лапки кверху задрать, не знаю. И вот еще что: мы не знаем, сколько их будет. Но я знаю, что нас тут всего двое.

— А давай я подобью Челмзфорда перед тем, как он внутрь зайдет?

— Мне так не нравится, — говорит Кочет. — Ес­ли стрельба перед землянкой начнется, мешок у нас останется, скорее всего, пустой. Нед мне тоже нужен. Мне они все нужны.

— Ладно, — говорит Лабёф.— Но если будут раз­бегаться, я мечу в Челмзфорда.

— Из этого своего здоровенного Шарпса ты его как пить дать в куски разнесешь, куда б ни попал. Меть в Неда, а я попробую этого Чейни в ноги свалить.

— А как Нед выглядит?

— Мелкий такой. Не знаю, на чем будет ехать. Но много языком чесать будет — точно. Меть в меньшего.

— А если они там закрепятся? Досидят до ве­чера, чтоб по темну пробиваться?

— Это вряд ли, — отвечает Кочет. — Ладно, ты не тяни давай. Выдвигайся. А если что не так, ду­май головой.

— Сколько ждем?

— До светла по-любому.

— По-моему, они не приедут,

— Ну, может, ты и прав. Все равно шевелись. Глаз не спускай, лошадь чтоб тихо. И не засни смот­ри, да чтоб зубы не стучали.

Кочет взял кедровую ветку и замел все наши следы перед землянкой. Потом мы отвели лошадей кружным путем по каменистому ложу ручья вверх по склону. Перевалили через гребень, и Кочет меня там оставил с лошадьми. Велел с ними разговари­вать, овса им давать или рукой им ноздри прикры­вать, коли начнут ржать или фыркать. А себе по­ложил в карман кукурузных лепешек и повернулся идти в засаду,

Я говорю:

— Мне отсюда ничего не видно.

А он:

— Я хочу, чтобы здесь ты и осталась.

— Я с вами пойду, чтоб видно было хоть что-нибудь.

— Делай, как велят.

— Ничего с лошадьми не случится.

— Тебе на сегодня убийств не хватило?

— Я здесь одна не останусь.

И мы пошли через гребень вместе. Я говорю:

— Постойте, я за револьвером схожу, — но Кочет меня грубо схватил и потащил за собой, поэтому пистолет я оставила.

Исполнитель нашел нам местечко за толстым бревном, из-за которого хорошо просматривалась вся лощина с землянкой. Мы отгребли снег, чтоб лежать на опавшей листве под ним. Кочет зарядил ружье из своего мешочка с патронами, а сам ме­шок положил рядом на бревно, чтобы под рукой был. Потом вытащил револьвер и загнал патрон в ту камеру, которую держал пустой под бойком. К пистолету и ружью у него патроны были одни и те же. Я-то думала, разные нужны. Я вся съежи­лась под дождевиком, голову к бревну прислонила. Кочет съел одну лепешку, мне предложил.

Я говорю;

— Вы спичкой посветите, я на нее сперва гляну.

— Это зачем? — спрашивает.

— Там некоторые кровью забрызгало.

— Никакими спичками светить мы не будем.

— Тогда не хочу. Дайте мне лучше тянучку.

— Кончились.

Я попробовала уснуть, но было слишком холод­но. А я не могу спать, коли у меня ноги мерзнут. Тогда я спросила Кочета, что он делал, пока феде­ральным судебным исполнителем не стал.

— Все делал — только школу не держал, — от­вечает он.

— А например — что?

— Свежевал бизонов и бил волков на шкуры на ручье Желтый Дом в Техасе. Видал таких зверюг, что весили сто пятьдесят фунтов.

— Нравилось?

— Платили неплохо, да только мне все эти рав­нины не по нраву. Слишком ветрено, я так не люб­лю. Оттуда до Канады деревьев шесть от силы на­берется. Некоторым нравится. Если там что и рас­тет, так при нем табличка непременно.

— А в Калифорнии бывали?

— Не довелось.

— Мой дедушка Спёрлинг живет в Монтерее. У него там лавка, и он всякий раз в окно выгля­нет — а там синий океан. Каждое Рождество он мне пять долларов шлет. Двух жен пережил, а те­перь женат на Дженни, ей тридцать один год всего. На год младше мамы. Так мама даже ее имени слы­шать не хочет.

— В Колорадо я дурака валял одно время, а вот до Калифорнии не добрался. Грузы возил одному человеку по фамилии Кук в Денвере.

— А в войне сражались?

— Сражался.

— Папа тоже. Он был хороший солдат.

— Не сомневаюсь.

— Вы его не знали?

— Нет, где он служил?

— Он дрался у таверны «Лосиные рога» в Ар­канзасе, и его тяжело ранили при Чикамоге, что в штате Теннесси. После этого он вернулся домой —и по пути чуть не умер. А служил он в бригаде генерала Чёрчилла[63].

— Я-то больше в Миссури.

— Вы на войне глаз потеряли?