Битва Файркреста - Ален Жербо

широту и долготу лодки. На самом деле, я считаю, что человек, который вообще не умеет определять широту и долготу, может пересечь Атлантику в одиночку, если он умеет управлять лодкой. Двигаясь на запад по компасу, он вряд ли пропустит широкий берег Америки; он должен будет где-то выйти на сушу, если только его компас не подведет его.

Кстати, покойный Фрэнк Норрис в своей книге «Шанхай» дал очень любопытное описание навигации на лодке. Он показывает нам Морана с «Леди Летти», лежащего на спине на палубе, чтобы привести звезду к горизонту, а затем сбегающего вниз и проводящего всю ночь, заполняя цифрами четыре стороны логарифмической таблицы. «Утром, — говорит он, — она определила свое положение и откалибровала хронометр». Конечно, Фрэнк Норрис никогда бы не написал такого, будь он моряком.

При проведении наблюдений штурман небольшого судна должен стоять как можно выше над палубой, чтобы уменьшить погрешность наблюдений. Вместо того чтобы смотреть на солнце или звезду, он смотрит через телескоп секстанта на горизонт и видит отражение небесного объекта в зеркале: и как только наблюдение проведено, для определения местоположения требуется не более нескольких минут.

Сложность заключается в том, что при наблюдении в шторм и на волнах, когда палуба качается под ногами, а лодка кренится и качается, одинокий штурман должен держаться за что-нибудь голыми ногами, и для этого удобно иметь голые ноги, поскольку обе руки, конечно, нужны для работы с секстантом.

Предположим, что человек готов, инструмент в руках. Где горизонт? Высокая волна поднимается над головой и горизонт, видимый с палубы, кажется высоко в воздухе. Только когда человек находится на вершине волны, он может увидеть настоящий горизонт. Но обычно у него есть время, чтобы увидеть его, прежде чем большая волна обрушится на борт и погребет его самого и секстант под брызгами.

Но вид надо успеть зафиксировать, прежде чем потерять равновесие и схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть за борт. После наблюдения спешат вниз, чтобы узнать время Гринвича по хронометру.

Теперь наступает очередь навигационного стола, но я обнаружил, что для вычислений, когда лодка прыгает и качается на волнах, очень нужен хорошо натренированный математический ум.

В любом случае, я обнаружил что, если можно определить свое местонахождение с точностью до десяти миль от фактического положения, это будет хорошим приближением для небольшой лодки. 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

НОЧИ У РУЛЯ

Два месяца назад я покинул Гибралтар, чтобы в одиночку пересечь Атлантический океан по этому длинному южному маршруту протяженностью четыре тысячи пятьсот миль. В течение двух месяцев я не видел и не разговаривал ни с одной живой душой. Мои читатели могут подумать, что такой длительный период одиночества может быть угнетающим, но я так не считал. Тот факт, что не с кем было поговорить, никогда не казался мне имеющим какое-либо значение. Полагаю, я привык к собственному обществу и, скорее всего, такое удовлетворение в значительной степени было связано с огромным очарованием, которое океан оказывал на меня.

Большую часть времени я был полностью занят ремонтом повреждений, нанесенных ветром старым парусам «Файркреста». Они постоянно рвались по швам, в результате чего я часами работал над ними на скользкой, наклонной палубе, и половину времени занимался тем, что удерживал себя, чтобы не упасть под наклоном палубы.

Если бы я взял с собой запасные паруса, то мог бы сшить для «Файркреста» совершенно новый комплект парусов с гораздо меньшими усилиями, но в данном случае у меня едва хватило материала на заплатки. Мой запас игл также подходил к концу и я боялся, что моей бечевки не хватит до тех пор, пока я не достигну порта.

Из-за плохого состояния парусов мне часто приходилось менять их. Достаточно было изготавливать и убирать паруса в соответствии с меняющимися условиями: штиль, легкий ветер или шторм, но кроме того, мне часто приходилось спускать один парус, чтобы починить его и ставить на его место другой.

Помимо этой работы, нужно было готовить два раза в день, так что времени на чтение оставалось мало, хотя на полках библиотеки было много книг о морских приключениях. Когда наступала ночь, я был слишком уставшим, чтобы читать и падал в свою койку полусонным. Однако сон был очень чутким, потому что, когда ветер менялся, мне приходилось прыгать на палубу, чтобы изменить угол руля.

Мне снились странные сны. Иногда события в моих снах происходили на суше, но мысль о достижении моей цели никогда не покидала мой спящий разум. Я часто вступал в сновидческие споры с самим собой. «Если я на суше, значит я не пересек Атлантику. Тогда почему я не отправился в путь?» Затем я с радостью обнаруживал, что нахожусь на борту «Файркреста». Я бросал взгляд на палубу, чтобы убедиться, что все в порядке, и снова засыпал с удовлетворенным чувством, что лодка приближается к месту назначения.

Очень часто в спокойные дни я спал, а если к вечеру ветер усиливался, я всю ночь проводил у руля. Всегда трудно бороться со сном, но я никогда не чувствовал физической усталости во время этих долгих часов.

В таких условиях «Файркрест» плыл медленно, оставляя за собой фосфоресцирующий след, а я занимался управлением по звездам. В такие моменты, находясь в одиночестве на море и глядя на небесный свод, я часто размышлял о ничтожности человека, о несовершенстве теории эволюции, теорий Ньютона и Эйнштейна, о различных версиях истории мира, которые утверждают, что Земля постепенно охлаждается и что человек начал свой путь с очень низкого уровня, чтобы достичь своего нынешнего высокого уровня цивилизации. Все эти теории и системы казались мне, находящемуся посреди океана, лишь гипотезами, выдвинутыми людьми, потому что они лучше других объясняли явления, которые наши скудные силы позволяют нам регистрировать в нашу эпоху.

Часто в эти тихие часы в моей памяти проносились различные события из моей жизни со всеми деталями, которые изменили мое представление о жизни и которые фактически повлияли на нынешнюю ситуацию, в которой я оказался у руля своей маленькой лодки на широком океане, окутанном ночной тьмой.

Большая чувствительность и обманчивые идеи молодого человека, увлеченного идеалами, заставили меня рано стать своим собственным компаньоном; затем наступила печальная жизнь для таких как я, в школе, война и смерть моей матери, которая разрушила обычное представление о жизни. Воспоминания о войне все еще стояли перед моими глазами. Бои высоко над облаками; зажигательные пули, пронзавшие ветер; вражеская машина, сбитая в пламени; временная радость победы. Но на земле