Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Природа тоже менялась. Берёзы, ели, осины остались где-то позади. Дубов стало меньше, сосен тоже, но появились кипарисы, олеандры и оливы — интересные деревья с уже пробившейся серебристой листвой… С каждым днём теплело, а когда мы обошли с запада Родопы и спустились в долину Вардара (Танюшка комментировала каждый день словно по хорошей карте) — теплеть стало уже с каждым часом.

В конце апреля мы вышли к большому камню недалеко от говорливого ручья. Сергей удовлетворённо хмыкнул и подмигнул Бассу:

— Помнишь? — тот кивнул, и Сергей указал мне на камень. — Могила, — на камне в самом деле были выбиты чёткие строчки греческого алфавита с датами. — Вот тут мы встретили Франсуа Жюссо. Он со своими живёт в двадцати километрах к югу. Приглашал в гости.

— Ну так и пойдём к нему! — подал голос Андрей Соколов. — Чего стоять-то? Вон какая погода-природа классная!

— Вообще-то правда, пошли, — махнул я рукой. — Отшагаем до вечера…

Сам я задержался. Не знаю — почему. Мне только на миг показалось, что непонятно, но ощутимо-увесисто потяжелел палаш… а потом — просто выскользнул серебряной змеёй мне под ноги! И когда портупея успела съехать? Да и вообще — раньше он не выскальзывал, даже если перевернуть ножны и тряхнуть…

Я наклонился… и медленно выпрямился.

Тропинка тут была, хотя и не очень заметная. Достаточно отчётливая… И клинок лежал поперёк этой тропинки, пересекая её, словно диковинный шлагбаум.

Прямо передо мной. У моих ног, обутых сейчас в лёгкие немецкие туфли — я вылез из сапог от жары.

Как запрет идти дальше.

Я никогда не был суеверным. И всё-таки подобрал клинок не сразу.

Здешние долины походили на глубокие зелёные чаши. Вот примерно в такую чашу вдоль бегучего ручья мы и начали спускаться — в тот самый момент, когда на краю этой чаши — напротив — появились негры. Не меньше полусотни, плотной группкой — впечатление было такое, что вышли они именно на нас, а не просто так.

— Девчонки назад, на гребень! — заорал я, обнажая клинки. — Все к бою! Рось!

Это было уже на уровне рефлексов — увидев врага, тут же атаковать. Мы посыпались вниз, не пытаясь тормозить, с ходу перемахивая через камни, трещины и кусты. Негры бежали навстречу…

— Рось! — в бешеном прыжке я взлетел с камня и обеими ногами с лёту врезал в выставленный щит оказавшегося передо мной и чуть ниже негра — его буквально швырнуло наземь, а я удержался на ногах. — Рось! — скользнув под щит и занесённый ассегай, я рубанул ещё одного снизу вверх в пах. — Рось! — отбросив его плечом, полоснул по ключице не успевшего закрыться другого…

Мимо пролетел Арнис — прямо над окаменевшим негром, в кувырке вогнав ему топор между лопаток, подсечкой в приседе сбил ещё одного…

Камень упруго вывернулся у меня из-под ноги, словно живой, и я полетел наземь. Не выпустил оружия и вовремя отклонил голову — квадратное лезвие с визгом высекло искры из гранита у моего виска. Крутнулся вновь — топор негра грянул по камню на месте моей груди. Негр занёс оружие ещё раз, но брошенный Олегом Фирсовым нож угодил ему точно в горло. Выкатив глаза, негр упал куда-то вниз, а я вскочил как раз вовремя для того, чтобы перехватить палашом рубящий удар ятагана в плечо Сашки. Бубнёнков тут же уложил нападавшего бросковым ударом кистеня.

— Не давайте им уходить! — крикнул я. — Не давайте им отрываться!

Мимо прокатился по камням ругающийся Сморч — некогда было посмотреть, что с ним. Кто-то из негров уже пытался бежать, за ними гнались, но передо мною выросла пернатая маска. В негр был вооружён двумя топорами, с гулом вращавшимися в его длинных руках.

Я отступил на несколько шагов назад перед этим веером, рождавшим настоящий ветер. А следующим моим движением стал молниеносный нырок с кувырком вниз-вперёд. Топор прогудел где-то возле уха… но я уже вогнал палаш до рукояти в мелькнувший чёрный бок и вырвал его вместе с фонтаном крови — есть! Негр ещё пытался стоять на ногах, когда я косым ударом отсёк ему правую руку с частью плеча.

Схватка кончалась. Ещё мелькали и лязгали клинки, но в общем и целом всё уже было ясно. Я наклонился, чтобы вытереть палаш о густую высокую траву.

Танюшки почему-то нигде не было, хотя я очень старался её найти.

На валуне Кристина бинтовала вытянутую правую руку Андрюшке Соколову, ловко орудуя окровавленными пальцами. Андрей смотрел в сторону и морщился, а Кристина что-то успокаивающе болтала о скрепках, швах и прочем, чего у неё нет под рукой, а жаль и т. д.

— Где Танька? — спросил я, чувствуя, как плохо слушается язык. Получилось: «Э ака?» Кристина, впрочем, поняла и только помотала головой. Неподалёку Колька и Арнис держали за плечи Сморча, а Олька, присев перед ними на корточки, просила его не материться, а то белки с деревьев осыпаются — в ноге у Игоря, над коленом, торчала толла, и Ольга готовилась её извлечь. — Где Танька, ребята? — поинтересовался я. В ответ Сморч зарядил в меня трёхэтажным, и Арнис локтем придержал ему голову, что-то сказав по-дитовски.

— Не видали, Олежка, — ответила Оля. — Держите его, ребята, как следует.

Мне надо было спросить, нет ли убитых. Я обязан был это сделать.

Но я искал Таню.

Несколько убитых негров лежали там, где мы спустились с холма. Я прошёл мимо, и стало тихо — холм отрезал звуки начисто.

Тут бушевала весна. Пахло тимьяном и миртом, яркая зелень кустов контрастными мазками расписывала алые гранитные склоны. От земли шёл жар, и белое горячее небо лежало на холмах — словно нарисованных в нём слишком старательным начинающим художником. Я видел, как внизу, вдоль речушки, продирается семья кабанов, как над кипарисами на склоне холма напротив, парят и перекликаются два орла.

Знаете, когда начинаешь понимать и ценить такое? Когда понимаешь, что в очередной раз остался жив. И что это — немало.

Я положил всё ещё испятнанное кровавыми подтёками лезвие палаша на плоскую верхушку одного из валунов. На клинке остались мелкие щербины — от ударов о чёрную сталь негров. Меня пробрала дрожь, с которой ничего не получалось сделать — она настигала меня перед боем и после него, как холод настигает человека, выскочившего на мороз легко одетым. Может быть, у меня слишком развитое воображение, но я помнил каждую щербину и каждый удар, оставивший её.

И — пугался, вспоминая.

Но ещё один взгляд вокруг снова вернул меня в весну. И я понял, что вокруг меня — жизнь. И ещё вспомнил, что эта сонная от весеннего цветения земля — Эллада, страна богов и героев, восхищавших меня ещё до школы, когда я читал греческие мифы…