Знак Огня - Артём Сергеев

— Ну, вы тогда идите к Ольге, — начал соображать я, — мне там пока делать нечего. А вы успокойте её, чаю попейте, что ли. А как приедет, то и я подойду, не пропущу, не переживайте.

— Даня, — умоляюще посмотрела на меня Алёна, — а вдруг пропустишь? Вдруг там быстро всё будет? Ну пойдём, ну пожалуйста, посидишь там в тенёчке, мы тебя и обедом накормим, и тихо себя вести будем, ну пойдём, ну что ты!

— А если вечером приедет? — спросил я, не поддаваясь на провокации, — что мне тогда, весь день там сидеть и вас слушать?

— Даня, — Алёна чуть не плакала, — ну пожалуйста! Мне ведь не справиться с ними со всеми!

— Вот что! — и я решительно огляделся, — я сейчас ворота открою настежь и камней на дорогу накидаю, чтобы даже танк не проехал. И во дворе весь день ковыряться буду, так что не пропущу, не бойся, ну что ты, как маленькая!

— Тогда кидай сейчас, — сдалась Алёна, — чтобы я видела! И ворота открывай тоже! Но если пропустишь, то я не знаю, в общем, можешь тогда к нам больше не подходить!

— Договорились, — по обочинам и в самом деле валялось много больших кусков чёрного сланца, остались после отсыпки, и я за несколько минут соорудил небольшую баррикаду, — довольна?

— Ворота открой, — потребовала Алёна, — не закрывай больше, и во дворе будь, как обещал!

— Хорошо, — я прошёл в калитку, и открыл створки ворот настежь, нет у меня собаки и не будет, могу себе позволить. — Так пойдёт?

— Да, — и они все вместе перелезли через навал из камней и пошли дальше, много спокойнее уже разговаривая, а я остался.

И хорошо, что не пошёл, потому что, как только они туда подошли, то шум там начался и вой, Ольга завывала же в голос, и успокаивали они её, и сами ревели, дурдом, в общем.

А риэлторша эта не спешила, да и вообще вероятность того, что она приедет, как мне казалось, была не слишком большой, ну чего ей здесь делать? Криками этими наслаждаться, что ли? Так что я спокойно, плюнув на свои утренние желания, ковырялся во дворе, наводя порядок, а Федька вместе с домом этому радовались, ну, хоть кому-то хорошо было.

Я и пообедать успел, и чаю несколько раз в беседке выпил, и успокоился, тем более что сами они не вытерпели долгого ожидания, сначала Дарью Никитишну домой провели, потом незнакомые мне бабульки туда же отправились, и Зоя Фёдоровна несколько раз туда-сюда сходила, оставаясь дома с каждой своей ходкой всё дольше и дольше, в общем, когда начало смеркаться и перед завалом из камней неожиданно остановился белый «Лексус», то я даже немного опешил.

— Эй, хозяева! — крикнул чей-то женский голос в открытое окно машины, звонкий и наглый был голос, нетерпимый такой, уверенный и злобный, но я, насторожившись до предела, не ответил, и тогда внедорожник решительно заехал ко мне во двор, поперёк всех дорожек и клумб, прямо к дому самому, и остановился там, испортив мне всю мою дневную работу.

Дверь машины открылась, и на брусчатку перед домом вышла молодая женщина, не заметив меня, я ведь сидел в беседке, не дыша.

— Эй! — уперев руки в перчатках в бока, она, уверенно расставив ноги и задрав голову вверх, принялась звать хозяина, — ты где, сволочь⁈

А я, не отзываясь, потихоньку выходил из беседки и смотрел на неё во все глаза, ведь странная она была, очень странная. Ладно одежда, стильная и дорогая, но ведь и шляпка с вуалью на ней были, и перчатки по такой жаре, а ещё фонило от неё чем-то таким, очень опасным и знакомым, чем-то, чего я боялся и от чего убегал.

А она почуяла меня, и дёрнулась её голова в резком повороте, и застыла она в какой-то внезапной, жуткой и звериной радости, а потом развернулась ко мне всем телом, и я похолодел.

— Не может быть! — издевательски чётко проговорила она, откидывая вуаль шляпки вверх. — Искала медь, а нашла золото! Даниил, ты ли это? Алина-то все глазоньки свои проплакала, за что же ты так со своей законной женой, Даниил? Мы ведь тебя, скот, по всему Приморью ищем, а ты вот где спрятался, под носом почти!

Я не отвечал, я лишь смотрел на то, что было спрятано под вуалью, красивая ведь когда-то была женщина, очень красивая, если бы не ожоги незаживающие в половину лица, если бы не ненависть лютая в глазах. И руки, ведь сняла она перчатки свои и бросила их на брусчатку, руки её тоже были в ожогах, и подняла она их перед собой, чтобы я смог получше рассмотреть все эти трещины в коросте, всю эту сукровицу и потёки крови.

— Видишь? — почти ласково спросила она, но в глазах её плясали ненависть с безумием, это был взгляд наркомана во время ломки, упоролась, наверное, чтобы боли не чуять, — твоя работа, Даниил! И вот сейчас ты мне за всё ответишь, мразь!

Женщина начала медленно приближаться ко мне, а я с тоской подумал, что вот, наверное, всё и кончилось, не успев начаться. Мне бы в дом её заманить, там бы мы сгорели вместе с гарантией, а так, во дворе, я смогу уйти, но уйду один.

— Что молчишь? — она не спешила, она наслаждалась, — или ты думаешь, что я тебя сейчас возьму за ручку, посажу в машину, отвезу в город, и всё пойдёт по-старому? Нет, мразь, ты сейчас моя и только моя добыча, понял? У нас с тобой ночь впереди, Даня, вся ночь, и будет она только нашей! А утром ты у меня сам, понимаешь, сам, ну или то, что от тебя останется, повесится на своих же собственных кишках, верь мне, Даня! И не будешь ты помнить имени своего, ничего от тебя не останется, выпью я всю жизнь и всю силу твою, через боль выпью и через муки!

Я судорожно сглотнул, в ушах застучали молоточки, нужно было что-то делать, и я выхватил из кармана нож, да располосовал себе левую руку от локтя и до кисти, чтобы кровь хлынула, чтобы хоть так, чтобы хоть что-то, и она рассмеялась.

— И это