Путешествие в Сиам - Анна Леонуэнс

Больше всего ему нравились пальба из пушек и демонстрация мощи боевых кораблей и моряков, посему свои пароходы он построил и оснастил по образу и подобию военных судов после того, как познакомился с традициями военно-морского флота на иностранных военных кораблях, где увидел много любопытного и полезного. Очень часто он выходил на своих пароходах в море и стрелял из пушек, что ему приносило радость…

Вообще, его увлекали многие занятия. Он любил ездить верхом на слонах, на лошадях и пони; любил скачки и гонки на гребных судах; любил охотиться на хищников – птиц и зверей; любил танцевать и петь, и это у него получалось хорошо. Ему было интересно почти все, нравилась самая разная музыка, нравилось дрессировать собак, обезьян и т. д. и т. п. Словом, он попробовал себя почти во всем, отведал почти все, что можно есть; воздерживался только от опиума и азартных игр.

Также он часто посещал районы северо-восточных провинций Сарапури и Горат, где приятно проводил время, катаясь на слонах и лошадях, охотясь в местных лесах на зверей и дичь, играя на музыкальных инструментах и исполняя песни с проживающими там лаосцами. Оттуда он привозил молодых жен.

Следующие пассажи любопытны формой изложения в большей степени, чем сомнениями относительно выраженных в них смыслов и мотивов. Все, кто знает, с каким малодушием Первый король порой ежился при приближении христиан-иностранцев – особенно французских священников, – с каким подобострастием, хоть и с присущим ему угрюмым видом, искал их расположения, усомнятся в искренности его слов. Тем, кто знаком с обстоятельствами, при которых это было написано, для кого не секрет, что к моменту смерти Второго короля братья питали друг к другу взаимную зависть, может показаться (даже с учетом предубеждений или обязательств короля-монаха), что Его Величество приводил в исполнение – не очень искусно – вероломный замысел подорвать благородную репутацию младшего брата, какой тот пользовался среди миссионеров, и принизить значимость его сердечной дружбы с самыми достойными из них. Разумеется, это вполне согласуется с тем, что написано в других выдержках, которые будут цитироваться. В них ясно прослеживается намерение короля развенчать заслуги младшего брата и нанести ущерб его авторитету за границей. В этой связи читателя, возможно, порадует, что первенца Второго короля, когда тот родился, некий американский миссионер, друживший с его отцом, нарек Джорджем Вашингтоном, и что теперь этот ребенок, принц Джордж Вашингтон Кром Муэн Паварвиджаган, является вице-королем Сиама. Однако вернемся к Маха Монгкуту и его «искусству изложения»:

Ходили слухи, что он крещен или почти крещен в христианскую веру, но это – ложь. Он был буддистом, но нередко менял свои убеждения в пользу различных буддистских сект из-за своих жен или в результате тесного общения с семьями и людьми, которые принадлежали к разным сектам официальной религии Сиама, Лаоса, Пегу и Бирмы. Зачем бы ему становиться христианином, если он был приверженцем полигамии и любил молодых женщин, искусных в танцах и пении? От таких удовольствий не так-то легко отказаться. Он страстно желал, чтобы его сыновья овладели английским языком, научились искусству говорить, читать и писать на этом языке так же хорошо, как он сам, но он сказал, что не может позволить сыновьям посещать школу христианских миссионеров из опасения, что его потомков могут обратить в христианскую веру, которая была ему чужда.

Паварендр Рамеср был любимчиком матери, что с поры его младенчества и посеяло между братьями королевской крови семена постыдной зависти, которые, когда они повзрослели, дали столь ядовитые плоды. С самого нежного возраста юный младший принц славился красотой и блестящим умом. К тринадцати годам он уже усвоил все, чему могли научить его учителя. От старого монаха по имени Пхра Найт я узнала много занимательных историй о его детстве.

Например, старик с гордостью поведал мне, как однажды юного принца, тогда еще двенадцати лет, со всей пышностью несли на паланкине в сад лотосов его матери. Когда процессия выходила из городских восточных ворот, он заметил старика, отдыхающего на обочине дороги. Велев носильщикам остановиться, принц спрыгнул с паланкина и по-доброму поприветствовал бедолагу. Выяснив, что тот беден и беспомощен, нищий странник в чужом краю, принц распорядился, чтобы старика посадили на его паланкин и понесли в сад, а сам последовал за ним пешком. Там старика помыли, одели во все чистое и сытно накормили. После чего принц взял изумленного знакомца к себе в услужение, поручив ему ходить за скотом.

Повзрослев, принц, великодушная романтическая натура, развлекал себя, как Гарун-аль-Рашид: переодевался до неузнаваемости и навещал бедных, выслушивал их жалобы на свое несчастное житье-бытье и несправедливое обхождение, а затем облегчал их страдания, делая щедрые пожертвования и восстанавливая справедливость. И, если Нак Прата («Мудрый»), как он представлялся простым людям, приглашали принять участие в их состязаниях и праздниках, ничто более не льстило его самолюбию и не доставляло ему большей радости. Своего высокочтимого ученика почтенный пунгхи (священнослужитель) вспоминал с вдохновляющей любовью; его глаза блестели, лицо светилось симпатией и торжеством, когда он описывал подвиги юноши, демонстрировавшего чудеса силы и ловкости в искусстве верховой езды, фехтовании и боксировании. Но потом он опечалился и шепотом сообщил, что в день рождения принца астролог, составивший его гороскоп, напророчил, что он умрет не своей смертью. Это, объяснил он, потому, что мать принца любила его больше старшего сына и неблагоразумно выказывала ему перед всеми свою сердечную привязанность.

Такому принцу быть наделенным даже номинальной властью значит навлечь на себя ненависть царствующего брата и соперника, в угоду которому чрезмерно услужливые друзья и прихлебатели наперебой шпионили за Вторым королем, следя за каждым его шагом. Осажденный со всех сторон, он, тем не менее, сумел найти средства и возможности, чтобы расширить свой кругозор и приумножить знания; в конечном итоге он достиг совершенства во владении иностранными языками, европейскими и восточными, – столь же примечательного, сколь и похвального. Мистер Хантер, секретарь первого министра, помогал ему в изучении английского языка и литературы. Через этого умного эрудированного джентльмена он приобрел учебники, которые составили основу его образовательного курса.

Для сиамца внешне он был хорош собой: рост имел средний, фигуру плотную и пропорциональную, цвет кожи – смуглый. Речь и манеры выдавали в нем человека воспитанного, утонченного, элегантного и уравновешенного – настоящего джентльмена. По-английски он говорил грамотно и бегло, не прилагая судорожных усилий, как это делал его венценосный брат, когда упражнялся на языке Шекспира.

В своем дворце, который он перестроил в стиле особняков английских аристократов, вице-король