В. Меньшиков - Искатель. 1970. Выпуск №1

— Просто истребить — этого еще мало, — неожиданно произнес сидевший рядом с Бломбергом грузный мужчина в форме партийного чиновника оккупационного аппарата генерал-губернаторства. — Главное — убить в русском человеке большевизм, искоренить марксистскую идею!

— Вы знаете, господа, что меня больше всего поразило в России? — снова заговорил Бломберг. — Кстати, случай, свидетелем которого я был, быть может, даст вам ответ и на загадочность «русской души»…

Надрывно гудел мотор, с трудом вытягивая перегруженный автобус на вершину холма. Небо быстро светлело. Шофер выключил фары, и сразу стала видна пыльная полоса дороги.

Бломберг закурил, откинулся на спинку сиденья и начал свой рассказ:

— Одно время я был прикомандирован к специальному отряду, подчиненному Восточному штабу рейхсмаршала Геринга. Следом за наступавшими войсками мы вошли в Харьков. Обосновался я в штабе знакомого генерала, командира дивизии Ферма. Не успел я побриться, как адъютант генерала предложил съездить на окраину города, где подавлялись последние очаги сопротивления русских. В котельной одного из домов наши солдаты после жестокой перестрелки с какой-то отставшей группой русских захватили большой и тяжелый ящик. Вскрывать они его не рискнули, получив срочный приказ дожидаться офицера из Восточного штаба. Я не помню уже сейчас названия той улицы, но словно перед глазами вижу проломленную орудийным снарядом кирпичную стену котельной и с десяток трупов наших солдат, лежавших там, где их скосили русские пули. Отстреливались русские, засевшие в котельной, отчаянно. Потом мы обнаружили на трупах русских солдат — их было шестеро — по нескольку пулевых ранений. Но не удивительная стойкость Ивана поразила моих солдат. Вы бы видели их недоуменные глаза, когда я приказал взломать ящик и оттуда был извлечен… бронзовый бюст! Один унтер-офицер признался мне откровенно: его солдаты были уверены, что в ящике — его русские солдаты сняли с подбитой грузовой машины и унесли в котельную — были спрятаны ценности, может быть, золото. И чем ожесточеннее становился ответный огонь русских, тем больше крепла надежда наших солдат захватить богатую добычу. Этот унтер-офицер был, право, искренен в своем недоумении, господа. Согласитесь, ну кто бы без материальной выгоды стал сражаться за какой-то ящик, обрекая себя на гибель?

— Так что же это была за скульптура? — нетерпеливо перебил майора Эйхенау.

— Бюст Ленина!

Имя, произнесенное немецким офицером, прозвучало словно взорвавшаяся граната. Все в автобусе повернули головы к инженер-майору, удивленно и враждебно разглядывая Бломберга.

— Оказывается, солдаты фюрера проливали свою кровь, добывая бюст большевистского вождя, — бросил язвительную реплику в спину Бломберга сидевший сзади офицер. — Опасный трофей.

Майора не на шутку испугала реакция, с которой был встречен его рассказ. Его явно заподозрили в тайном преклонении перед мужеством и стойкостью русских! А это уже попахивало «политической неблагонадежностью»… Ведь его еще в штабе Ферча предупреждали: об эпизоде захвата бюста Ленина лучше помалкивать…

— Господа, — громко заговорил майор, — помимо уничтожения русских фанатиков-большевиков, наши храбрые ландзеры[2] захватили несколько десятков килограммов дефицитного стратегического сырья! И сейчас бюст Ленина отправлен на переплавку в рейх! Символично, господа: цель нашего восточного похода не только истребление и покорение народов, населяющих пространство России, но и полное и окончательное ниспровержение марксистской, большевистской идеологии!

И все же Бломберг не был уверен, что трескучими фразами из фашистских газет ему удалось сгладить впечатление, вызванное неосторожными словами. Никто с ним больше не заговаривал. Эйхенау уткнул свой длинный, хрящеватый нос в поднятый воротник шинели и угрюмо молчал. Сосед справа, тучный партийный бонза, громко чавкал, поглощая огромный бутерброд с ветчиной. За спиной майора раздавалось неприятное покашливание.

Бломберг попытался думать о предстоящем отчете коммерческому директору концерна. Мысли майора вошли было в привычное русло цифр. Но тут он снова вспомнил о своем рассказе. Он допустил оплошность: здесь не место для откровенных высказываний. Кто знает, чем обернется для него эта, быть может, непоправимая ошибка?..

ЦЕНА РИСКА

Осталось проскочить самый опасный участок. Старый, залатанный, видавший виды автофургон мчался с огромной скоростью. Днем бешеная скорость грузовика, обычно медленно и натруженно, словно ломовая лошадь, развозившего по домам Вены мешки с углем, вязанки мелко наколотых дров и торфяные брикеты, сразу же вызвала бы подозрения полиции. Но сейчас его борта и брезентовый верх, пропитанные угольной пылью, скрывала ночь, и водитель изо всех сил жал на педаль акселератора. Рядом с ним сидел молодой парень в форме железнодорожника.

В кузове грузовика, крытого брезентовым, навесом, навалом лежали угольные мешки, брикеты и плетеные с заплечными ремнями корзины, которые угольщики взваливают на спину, разнося свою тяжелую ношу. В глубине кузова, скорчившись, сидели два человека. Их потертые комбинезоны и куртки ничем не отличались от рабочих костюмов трубочистов, хотя они и не были «черными верхолазами», как иногда называют в Вене людей этой профессии. Рядом с ними лежали автоматы, прикрытые рогожей.

Основная группа подпольщиков, совершивших нападение на товарный состав, разделилась и отходила на партизанскую базу, в глубь Штирийских Альп. Эти двое направлялись в горняцкий поселок Грюнбах.

Доставить в Грюнбах после завершения диверсии руководителя шахтерского подполья, немецкого коммуниста Альберта Крафта, и его товарища, молодого забойщика Роберта Дубовского, было поручено боевой группе подпольщиков с венского Восточного вокзала. Возглавлял ее опытный боец-коммунист Шуман. Он был тяжело ранен, и партизаны унесли его в горы. Теперь от находчивости и хладнокровия его двух юных боевых друзей — сцепщика вагонов Конрада Майера и шофера Гюнтера Корха — во многом зависело, удастся ли подпольщикам прорваться в поселок…

От разъезда, где ночью была совершена диверсия, на юг, в сторону невысоких предгорий Альп, отходила железнодорожная ветка. Рядом тянулось асфальтовое шоссе. Километров через тридцать обе дороги упирались в ворота высокого забора с колючей проволокой наверху. Он опоясывал территорию шахты, где работали австрийские горняки и «восточные рабочие», пригнанные из соседнего концентрационного лагеря, филиала Маутхаузена, «Грюнэхюгель».