Александр Мартынов - Подкова на счастье

— Вот только страшилок не на… — сердито начал Тимка, но в этот момент Олег обернулся, улыбаясь острейшими клыками. Пламя больше не отражалось в его глазах — они были алыми сами по себе, с узкими вертикальными зрачками! — А… коротко выдохнул Тимка и, взмокнув, вскочил, хватаясь за нож.

Олег с неудержимым хохотом опрокинулся на спину, задрыгал ногами и, выплюнув пластмассовую челюсть, протянул руку к Тимке, на ослабевших ногах замершему у костра:

— У… у… ааахххааа!. Убери… нож… уааххха, уаа!!! Не момогуу…

Тимка хлопнулся на место, с трудом разведя пальцы. Его начало подташнивать, всё внутри тряслось. Олег, продолжая хохотать, осторожно извлёк из глаз линзы, убрал их и челюсти в футляр, вытащенный из кошеля на поясе.

— Дебил, — сказал Тимка, сглатывая, дрожащим голосом. — Кретин, придурок. Так же помереть можно. Балдахрен…

— Молодец, — неожиданно уже серьёзно похвалил Олег. — Сразу за нож… Наш человек!

— Ещё раз дебил, — буркнул Тимка, ощущая уже только противную слабость — тошнота прошла. — Детский сад…

— Вообще-то не совсем, — покачал головой Олег. — Тут и правда много всякой всячины водится… Мамонты — самое безобидное.

— Мамонты… — скривился Тимка. Олег поднял руку:

— Слово чести. У старших ребят поспрашивай, они расскажут до фига.

— И всё правда, — кивнул Тим. — Инопланетяне, черти из нефтескважины и метровые крысы в метро. Да?

— Нет, — засмеялся Олег. — Есть вещи посерьёзней… Тайга — она нас-только древняя, что ей вся история человечества — тьфу. И у неё немало своих тайн.

— Зима, не верю я в сказки, — возразил Тим. Олег сощурился:

— А чего ж ты так за нож схватился?

— От неожиданности! — огрызнулся Тим.

— Ну-ну… — Олег потянулся. — Ладно, давайка спать. А то завтра до полудня не поднимемся.

Тим, не прекословя, раскатал одеяло, улёгся. Олег устраивался по другую сторону костра, подталкивал в него полешки, потом отлучился в темноту, там говорил с конём… Как он вернулся — Олег не помнил.

Заснул.

12. К У Р Г А Н

К девяти утра ехали уже почти три часа. Лес стал глухим, нас-тороженным и тихим. Олег попрежнему лидировал, Бес занимал мес-то в хвосте и помалкивал. Тимке было немного не по себе. Больше всего ему хотелось взвести арбалет и держать оружие в руке. Такого леса он не видел ещё никогда — даже во время пешего путешествия к Светлояру с дядей, когда ему казалось, что глуше ничего и быть не может. Оказалось, что может. И ещё как…

Верхом, не спешиваясь, пересекли небольшую речушку, узкую, но бурную — вода закручивалась вокруг конских ног и клокотала. На берегу вдруг обнаружилась тропка — неширокая, но утоптанная надёжно, она уводила от реки, и Тим решился спросить:

— Звериная, что ли?

— Нет, — коротко отрезал Олег, не поворачиваясь. Он тоже молчал всё утро, как будто и не было вчерашнего разговора у огня. Тим не стал уточнять, и через пять минут, не больше, кони прошли между двух каменных глыб — алого гранита, они возвышались метров на пять каждая. Понизу поросшие мхом, выше они были чистыми, и Тим различил хороводы выбитых на камне фигурок — люди, животные, сцены охот и боёв, плясок и погребений… Над фигурками в камне глубже остального был вырезан — и на правой скале, и на левой — знак:

Только на левой и правой скалах знак «катился» в разные стороны. Тим смутно помнил, что свастика — а это была свастика — означала вроде бы загнутая в одном направлении свет и дух, в другом — мрак и силу. Он попытался вспомнить, в каком что, но мысли прервались. Лес отступал, впереди виднелся просвет, оттуда прямотаки лилось солнце.

Олег пришпорил Карьера и, пригнувшись к его гриве, галопом помчался вперёд. Тимка не успел опомниться — его Рокот сам рванулся следом; несколько мгновений — и они все трое вырвались на большой луг, посреди которого плавно — именно так подумал Тим — высился курган. Пологий и большой, он именно поэтому казался не очень высоким, хотя на самом деле поднимался метров на тридцать, не меньше. На склонах клонилась под неожиданным ветром густая трава. У подножья из её волн поднимались большие валуны. Тимка увидел, что на многих лежат лоскутья материи — яркие и выцветшие, косточки, ещё что-то…

— Эвенки считают этот курган священным, — Олег спешился, Бес последовал его примеру, и Тимка тоже поспешно соскочил в траву. — Вот и умилостивливают, — тщательно и с сомнением выговорил Олег, — его, как могут.

— Тут похоронен кто-то из их вождей? — Тимка только теперь определил, как высок курган — и мысленно присвистнул.

— Из вождей, только не из их, — ответил Олег. И, прежде чем Тим спросил, прочитал: — "И таковы были наши деяния и наша слава от века. А теперь не верим, что так было…" Велесова Книга.

— Подождём? — спросил Бес. Он был необычно серьёзен. Олег кивнул и начал рассёдлывать коня.

Мальчишки отпустили освобождённых коней и подошли к камням. Тим увидел, что в их поверхность — поясами примерно на половине высоты — врезан орнамент, бесконечно повторяющийся:

А выше глубокие штрихи намечали одинаковые мужские лица — суровые, усатые, со впавшими глазами. Бес коснулся камней рукой. А Олег сказал:

Певцы ему славу играли,Чью кровь проливал он рекою?Дружина дралася три дня,Какие он жёг города?Жрецы ему разом заклалиИ смертью погиб он какою?Всех жён и любимца коня…И в землю опущен когда? (1)

Тимка, подойдя, с неожиданной робостью провёл пальцами по орнаменту. И замер, окаменел. Ему послышался лязг металла, словно чёрным крылом махнуло перед глазами — и в этот миг Тимка увидел горящие костры, сцены плясок, прокатилось, расплёскивая пламя, огненное колесо, промчался, закидывая головы, табун коней с развеващимися гривами, слился с пламенем, поглотившим темноту… и Тимка оторвал руку от камня.

1. Стихи А. Толстого.

Он глядел в небо. В небе, оставляя расширающийся инверсионный след, летел серебристый лайнер. Это помогло мальчишке понять, на каком он свете. Тимка помотал головой, стряхивая наваждение — и увидел, что Олег и Бес спят, раскинувшись в траве, на склоне кургана, а солнце стоит почти в зените. Кони паслись на опушке.

— Ничего себе… — пробормотал Тимка, снова тряся головой. И увидел женщину.

Она спускалась по склону, раздвигая траву, бесшумная, как тень. В белом длинном платье, подпоясанном узким ремнём, с распущенными волосами. Тимка отчётливо видел её лицо — ещё не старое, красивое и спокойное. Она смотрела прямо на Тимку, и он опять усомнился, на каком он свете всётаки, потому что эта картина была совершенно не из ХХI века. Даже не из Х века, пожалуй. Но женщина не выглядела опасной или грозной — просто женщина, идущая по траве. И всё-таки Тимка сумел сбросить оцепенение только когда она подошла буквально вплотную и улыбнулась мальчишке: