Грибная история - Надежда Храмушина

вас тут что? Что раскричались-то? — Потом снова взглянул на Веру Петровну и спросил её — Ты кого собралась выгонять? Совсем, старая, с ума сбрендила?

— Иди отсюда! — Вера Петровна махнула на него рукой — Мы сами разберёмся, без тебя!

— Почему без него? — Анфиса повернулась к Ивану Рафимовичу — Дядя Ваня, останься. У нас тут будет долгий разговор.

— Никакого разговора тут у вас долгого не будет! — Вера Петровна направилась к двери.

— Будет, иди сядь! — Грозно сказал Иван Рафимович, и закрыл дверь в комнату.

Вера Петровна, видимо, никак не ожидала от своего мужа такого напора, потому что сразу как-то сникла и вернулась к столу.

Анфиса достала тетрадь, и начала её читать. Иван Рафимович всё также стоял возле двери, а Вера Петровна смотрела в окно. Потом Анфиса сказала про кол, который вбил в поляну её отец, и то, что ей сказала мать перед своей смертью. Она сходила в кухню и снова принесла эти злополучные грибы с привязанными к их ножками заклинаниями. Рассказала про то, что мы узнали от Сакатова и Анны.

Все молчали. Тихо тикали часы, словно отсчитывая наши удары сердца. Иван Рафимович тяжело подошёл к столу и сел на стул. Молчание затягивалось. Потом он повернулся к Вере Петровне и спросил её:

— Ну, мать, что скажешь? Тебя тут в колдовстве обвиняют. Надо бы всё рассказать. Может, правда, Гришке поможем. А?

— Так ты знаешь про это? — Выдохнула удивлённая Анфиса.

— Ничего я не знаю, и честно говоря, не верю в это. Не помню, чтобы мне Колька говорил, что Вера колдунья, а может и говорил. Нет, не помню. Он же ещё тогда совсем малой был, когда мы поженились. — Он повернулся к Вере Петровне и твёрдо сказал — Говори, Вера. Если что не так ты сделала, или во вред кому, ну что же, когда-то надо за свои преступления и расплатиться. Нам с тобой уже много лет, зачем не раскаявшись, уходить?

— Какие преступления, Ваня! — У Веры Петровны дрогнул голос — Не я сама себе выбрала такую судьбу! Не я! — Она глухо зарыдала, уткнувшись в уголок своего платка.

Мы ждали, когда она успокоится, Анфиса принесла ей воды, но она только помотала головой, отводя рукой протянутый стакан. А потом она нам рассказала историю своей жизни.

Глава 4. Рассказ Веры Петровны

Сколько себя помнила Вера, она никогда не ездила к своей бабушке Клаве, папиной матери, и та никогда к ним не приезжала. Другая бабушка, Соня, мамина мама, жила за два дома от них, и Вера постоянно бегала к ней, иногда даже оставалась ночевать у неё. Мама у Веры была тихая женщина, работала бухгалтером у них в Матвеевке. На работе её любили, она никогда ни с кем не ругалась, как другие бабы своих товарок за их спиной не обсуждала. А папа у Веры был полная противоположность тихой мамы, громогласный, шумный, когда он заходил в дом, казалось, что места сразу становилось меньше. Он работал на тракторе, и ему даже не надо было напрягаться, чтобы его перекричать. У Веры было два брата, один старший и один младший, с которым она нянькалась с самого его рождения. Веру с детства мать учила и шить, и вышивать, и пироги печь, и варенье варить. Все женские премудрости деревенского хозяйства Вера постигла, когда ей ещё не было и десяти лет. Мама была строгая, а папа, наоборот, единственную дочурку обожал без меры, даже баловал её. И если уж у него завелась лишняя копеечка, Вера знала, будет новое платье, или ленты, или туфельки.

Когда она окончила восемь классов, отец её повёз в город, подать документы в медицинское училище, на фельдшера, о чём она мечтала все свои сознательные годы. А на обратном пути, после города, он решил привезти её к своей матери, в Каневку, что за сорок километров от их родной Матвеевки. Накануне вечером, она слышала, как мать с отцом спорили, маму совсем не было слышно, зато отец распалился не на шутку. Из всего услышанного Вера поняла, что мама почему-то не хочет, чтобы они с отцом заезжали к бабушке Клаве. Но отец, если хотел, мог настоять на своём. Утром, когда мама её разбудила на автобус, который должен был довести их с отцом до райцентра, она ей шепнула, чтобы она ничего от бабушки не брала, никаких подарков. И надела ей на шею маленький крестик на тонкой верёвочке. Вера заупрямилась, не желая надевать крестик, но мама строго сказала, чтобы она его не снимала, пока там будет гостить.

В городе они остановились у какого-то их дальнего родственника, он не особо им обрадовался, но они только и переночевали у него одну ночку, а утром поехали в медицинское училище. Документы у Веры приняли, а председатель приемной комиссии сказал, что с таким аттестатом пусть Вера не сомневается, её сразу возьмут. И они с отцом поехали на вокзал.

К вечеру того же дня они добрались автобусом до деревни Каневка, где жила бабушка Клава. Деревня была меньше, чем их Матвеевка, но дома были у всех добротнее, и жили тут люди побогаче. Бабушка Клава была юркая старушка, с живыми и острыми глазами, с сыном она даже не обнялась, а кивнула ему, словно они вчера расстались. Зато на Веру она внимательно уставилась, оглядела её и довольно сказала:

— В нашу породу пошла. Хорошо. — Потом подошла к ней и обняла.

Дом у бабушки Клавы показался Вере хоромами. Две больших комнаты, светлая веранда, чистый просторный двор, с конюшней и курятником. Живности бабушка Клава держала много — у неё была корова с телёнком, козлиное стадо, кур несметное количество. И всё это хозяйство у неё сторожила огромная серая псина с жёлтыми злыми глазами. В доме, кроме бабушки Клавы, жила ещё и её мать, Анна Трифоновна, ей было лет сто, не меньше, которая еле ходила, но голос имела зычный, командирский, видать отец Верин в неё и пошёл. И ещё жил с ними внук Митька, который остался сиротой после смерти их дочери, Лены, которая умерла ещё молодой, и оставила двухлетнего сынишку. Митьке было уже семнадцать, он окончил школу, и осенью должен был уйти в армию. Веру все приняли хорошо, поселили в комнату к бабушке Анне и бабушке Клаве, а отца разместили в соседней комнате, вместе с Митькой. Бабушка Клава сразу показала Вере всё своё огромное хозяйство. Особенно Вере понравился маленький и ласковый телёнок Буська,