Грибная история - Надежда Храмушина

пока шла, подумала, а начну я разговор с тётей Верой с этого случая. Прямо сейчас. Посмотрим, что она ответит. Я никогда с ней не говорила о смерти своих родителей. Она, наверняка, знает про эти разговоры, что отец кол вбил, может даже знает, что её он колдуньей считал.

Во дворе сидел Иван Рафимович и смазывал маслом разобранный замок. Рядом с ним стоял радиоприёмник, по которому передавали новости.

— Ну что, девушки, передали от нас привет? — Спросил он, делая радио потише.

— Передали. Спасибо, что за могилкой ходите. — Анфиса подошла к нему и обняла за шею, он похлопал её по руке — Дядя Ваня, а что на могилке у деда нет креста?

— Так он, когда мать умерла, сам сварил памятник. Такой вот захотел. А мы потом его к ней подхоронили.

Из дома выглянул Григорий Иванович:

— А что нас не взяли? Мы бы тоже с вами сходили. Я не помню, когда последний раз там был.

— Не хотели будить. — Ответила Анфиса — В следующий раз сходишь.

— Приезжай на родительский день, вместе и сходим. — Сказал ему Иван Рафимович — Я тебе каждый раз говорю, и мать тоже, чтобы почаще приезжал.

— Пошлите с нами к нашему кургану? Мы с Наташей туда собираемся. — Предложил нам Григорий Иванович — Погуляем, пока сухо. К вечеру дождь обещают.

— Идите одни. Делеко больно до него. Мы уже сегодня находились. — Сказала Анфиса, проходя в дом — Мы с Олей тёте Вере поможем по хозяйству.

Вера Петровна сидела на лавке рядом с окном и подшивала брюки Ивана Рафимовича. Толстые очки держались у неё на самом кончике носа, и она сосредоточенно всматривалась в строчку, слегка приоткрыв рот. Рядом лежала целая стопка носков, приготовленных для штопки. Я снова подумала о знаке на зеркале. Нет, никакое благосостояние эти знаки не призывали. Увидев нас, Вера Петровна не перестала шить, только подвинулась на лавке, как бы приглашая нас сесть рядом с ней. Анфиса села рядом с ней, а я за стол.

— Ну что, Анфиса, всех повидала? — Спросила она не громко — Давненько они тебя не видели, заждались.

— Да, давненько. Мы вместе с тётей Таней Постниковой ходили. Всё ещё от её рассказа отойти не могу.

Вера Петровна насторожилась:

— А что она там тебе наболтала? — Вера Петровна отложила шитьё.

— Что папа перед смертью кол вбил на макушкиной поляне.

— Да? И что? Ну, ходил он на ту поляну, так что в этом? — Вера Петровна спокойно посмотрела на Анфису — Мало ли кто куда ходит? Он же умер от того, что сердцем у него было плохо. Его и раньше прихватывало. А тут он ещё и простыл, всё к одному.

— А зачем он пошёл на эту поляну? Не из-за этого ли у него с сердцем плохо стало?

— Да далась тебе эта поляна! Анфиса, говорю тебе, сердце у него прихватило! Может, на работе понервничал, может из-за чего другого, мне откуда знать. Про ту поляну давно уже забыли. Какие-то небылицы раньше про неё рассказывали, а теперь и думать забыли. Постникова-то что вдруг об этом вспомнила?

— Так на той поляне туристов в том году убили. — Сказала я, но Вера Петровна даже не повернулась в мою сторону.

— Пустое это всё, россказни глупые всё. — Настаивала на своём Вера Петровна, и снова повторила — Думать все уже про неё забыли.

— Думать про неё забыли, да я вот у отца записи нашла, что он уже был раньше на той поляне. И очень странное там видел.

— Что?

— Что кто-то там вызывал Губца.

Вера Петровна словно окаменела. Она смотрела на Анфису, и недоумение её и испуг были написаны на лице так чётко, что это невозможно было не заметить. Наконец она прошептала одними губами:

— Кто вызывал? Он видел?

— Конечно. Это ты.

— Где он это написал? — Вера Петровна поправила очки — Тебе написал?

— Да, мне. Что ты была там, на поляне, возле грибов, вызывала Губца, а на следующий день домой принесла грибы, которые росли в круге.

— Да я уже и не помню этого. Зачем он это написал?

— Потому что он считал тебя колдуньей. И про Галину, невесту дяди Ванину тоже написал. Что она перед своей смертью сошла с ума. Кстати, на той же поляне её нашли.

— Господи, да что за несусветицу ты несёшь, невеста, грибы, он случайно не пьяный это всё писал? — Вера Петровна понемногу стала приходить в себя, но голос её предательски выдавал её волнение.

— Так зачем вы на грибы наложили сонное заклятие? — Спросила я, приходя Анфисе на помощь — Вы теперь уже не хотите, чтобы Губец вмешивался в Вашу жизнь?

Вера Петровна повернулась ко мне и внимательно поглядела мне в глаза:

— Какое такое сонное заклятие? Ты про что?

— У вас на кухне грибы высушенные, видимо, с того ведьминого круга, и на них вы наложили сонное заклятие. Только это всё зря. Если Вы на самом деле хотите помочь своему сыну, нужно совсем другое. И против той сущности такие слова не подействуют. Он же принял на себя проклятие? Да? Когда вы это поняли?

— Тётя Вера, куда бы ты ни отправила Гришу, ему не скрыться от того, кто находится на той поляне. — Анфиса прошла на кухню и принесла блюдо с сушеными грибами — Ты ведь поняла, что никто не собирается его отпускать? И что бы ты ни делала, это не поможет.

— Ты, ты рылась у меня! — Взвизгнула Вера Петровна, соскочила, схватила блюдо и понеслась с ним на кухню, там она долго гремела посудой.

Мы с Анфисой переглянулись. Похоже, Вере Петровне надо дать время, чтобы до неё дошёл смысл сказанного. Мы немного подождали, но Вера Петровна из кухни не выходила.

— Вера Петровна! — Позвала я — Мы хотим помочь Григорию Ивановичу, мы вам всё расскажем, что про это знаем.

— Не надо нам помогать, что за чушь вы тут несёте! На грибах они увидели бумажки, да я, может, этим лечусь! Вся в своего отца! Тот тоже всё искал незнамо кого, свою жизнь сгубил из-за этого, никого не слушал, всё бежал куда-то, ловил кого-то! — Она вернулась в комнату и стала напротив меня, глаза у неё стали как ночное небо, чёрные и грозные — Ты кто такая? Подружку свою заслала к Грише? Это вы его хотите погубить! Убирайтесь сейчас же из моего дома! Сейчас же!

В комнату заглянул Иван Рафимович, он удивлённо посмотрел на свою жену, потом на Анфису и спросил:

— У