Нефритовая лиса - Крис Велрайт

— Хорошо, — протянул голос, устало, почти с ленцой. — Иди прямо. Там будет телега с капустой. Залезай.

— Под телегу?

— Под капусту, — поправил он, и в словах мелькнула сухая усмешка.

Капустка, так капуста, — подумала Ицин, ниже падать уже было некуда. Без лишних слов Ицин метнулась вперёд, прижимаясь к стенам, перешагивая через помои и отбросы, словно обгоняла собственный страх. У конюшни стояла телега, нагруженная гниловатой капустой. Несколько купцов рядом о чём-то спорили, жестикулировали, громко говоря о цене, не обращая ни малейшего внимания на невзрачную, грязную фигуру, крадущуюся к колёсам.

Она скользнула за борт, вцепилась в шершавую деревянную раму, и, задыхаясь, начала забираться внутрь, прячась под капустные листья. Запах гнили обжигал нос, слёзы подступали к глазам, она изо всех сил старалась не чихнуть. Листья липли к лицу, к волосам, сок пропитывал рваную рубаху.

— Значит, ты хочешь попасть в бордель, — заговорил голос. Его интонация была насмешливой, будто он развлекался её унижением. — Найти документы. Расправиться с Лотос.

Он замолчал на миг, и Ицин ощутила, что он улыбается где-то внутри её головы.

— А дальше что? — спросил он.

— Как-то… отомстить Чжэню, — проскрипела Ицин, убирая с лица липкий капустный лист.

— Как-то? — в голосе послышалось разочарование, слишком человеческое, почти утомлённое.

— Я… я ещё не продумала всё до конца, — выдохнула она, замирая, когда мимо телеги прошли чужие шаги.

— Я так и знал, — существо вздохнуло тихо, протяжно, как будто всерьёз устало от её неопределённости. — Ладно. Слушай: я помогу тебе попасть в бордель. Помогу отомстить так, как ты пожелаешь. Сделать всё, что хочешь. Надеюсь, это будет великолепно… Ведь ты же не передумала?

— Нет, — мрачно отозвалась Ицин, и сама удивилась, почему это существо бесконечно задаёт вопросы, будто она сама не понимает собственных желаний.

— Но потом ты отправишься в порт, — продолжил он. — Мы ограбим кого-нибудь, если не раздобудем денег в борделе. Ты сядешь на корабль и уплывёшь в Синтору. Поняла?

— Ограбим⁈ — Ицин едва не вскрикнула, подавившись шёпотом. — Корабль до Синторы⁈ Я не умею воровать! И я не уеду, пока не поквитаюсь со всеми!

— Ты даже под капусту толком залезть не можешь, — усмехнулся голос, скользнув в её сознание колючим сарказмом. — А собираешься разобраться со всеми за один вечер? Что ж, как пожелаешь. Но потом… ты всё равно поедешь в Синтору.

— Но… — начала Ицин, не в силах сдержать сбивчивую растерянность. Волнение поднималось волной, грозило разорвать её изнутри.

— Тихо, — оборвал её голос.

В ту же секунду телега дёрнулась, скрипнув о землю, и медленно тронулась. Капуста, под которой она пряталась, съехала, тяжело придавив её сверху. Воздуха стало меньше. Пространства почти не осталось. Она сжалась, затаилась, чувствуя, как каждый ухаб отдаётся в спине.

— Сначала ты доедешь до рынка. Там выберешься. Осторожно. Не бегом. Не привлекая внимания.

Телега скрипела, мир вокруг дрожал, а его голос оставался ясным, как приказ.

— Отправишься к стенам борделя. Зайдешь сзади, к воротам для поставок. Там будет стражник.

Ицин замерла, вслушиваясь.

— Скажи ему, чтобы позвал Чжа. Но сначала измажь лицо. Хорошенько. Сажей, грязью, пылью, чем угодно. Стань неузнаваемой.

Голос стал мягче, но в этой мягкости было что-то хищное:

— Скажи, что ты её сестра. Скажи стражнику, что их мать снова заболела. Такое уже случалось, он поверит. Но на этот раз добавь: болезнь куда серьёзнее, и мать может не дотянуть до утра. Чжа выйдет. Она твой единственный шанс попасть внутрь.

Глава шестая

Ицин выбралась из-под капусты, когда телега замедлилась на рынке. Осторожно, не спеша, будто была частью груза, она сползла вниз и слилась с толпой. Пыль, крики, запахи, всё смешивалось в одном тяжелом, влажном дыхании города.

Рынок гудел, как улей. Торговцы выкрикивали цены, дети носились между прилавками, повара жарили лепёшки на открытых сковородах. Все были заняты собой, и всё же… страх, что ее заметят, не отпускал. Она шла, опустив голову, держась у стен, стараясь не смотреть в глаза прохожим. Каждый голос казался ей знакомым, каждый крик продавца чудился словом, произнесённым в её сторону. Она то и дело поглядывала по сторонам, всматриваясь в лица. Кто-то из бывших гостей отца? Кто-то из павильона? Один раз ей показалось, что повар с тележкой лапши посмотрел на неё слишком пристально. Она отвела взгляд, свернула за лавку с пряностями, прижавшись к мешкам с сушёными корнями.

«Не узнают… меня никто не узнает…» — повторяла она про себя, чувствуя, как руки дрожат, а в животе сворачивается тугой клубок страха.

— Расслабь плечи, — прошептал голос. — Твоя походка выдает, что ты беглянка.

Ицин глубоко вдохнула, стараясь выровнять дыхание, и пошла ровнее, растворяясь в людском потоке.

Она прошла мимо тележки с тканями, где женщина громко ругалась с торговцем, размахивая руками. Мимо нищих, сидевших в ряд у стены, протягивавших прохожим пустые чаши. Никто не окликнул её, ни один взгляд не задержался дольше обычного.

Каждый шаг отдавался в висках, но она не сбавляла темпа.

— Почти дошла. Осталось немного.

И вот впереди уже вырастали каменные стены павильона. Высокие, ровные, глухие, словно чужой мир за ними был отрезан от всего города. Над воротами чернели решётки, в углах возвышались фонари. Стены не казались защитой, они были клеткой, куда входили по доброй воле и откуда почти никто не выходил прежним.

У Ицин пересохло в горле. Сама мысль о том, что ей придётся войти туда снова, отзывалась холодом под кожей.

Она остановилась, не доходя до ворот. Тень от нависающей стены легла на лицо, скрывая её глаза. Она присела на корточки, обхватив колени, и дрожащей рукой зачерпнула пригоршню пыли с земли. Сухая, горячая, она тут же прилипла к влажной коже. С отвращением Ицин начала размазывать её по щекам, по лбу, по губам, растирая до неровных, серых пятен, похожих на грязь, которой покрыты лица уличных нищих.

А если стражник меня узнает?.. — мысль ударила внезапно, как нож. — Если это тот самый, что тогда схватил меня у чёрного входа?..

Она замирала после каждого мазка, прислушиваясь, надеясь услышать в голове холодный шёпот, привычное указание, насмешку, хоть что-то. Но тишина оставалась тишиной. Ни слова. Ни дыхания. Существо молчало. То ли оно устало от её бесконечных сомнений.