Нефритовая лиса - Крис Велрайт

Он изменил голос и стал говорить негромко, почти доверительно, будто делился какой-то житейской историей:

— Знаешь, что делают с такими как ты? Сначала их оставляют без воды, — произнёс он спокойно. — День, два… язык сохнет, губы трескаются. А потом проходятся по ним кнутом. Сначала по спине, чтоб кожа пошла лоскутами. Потом по ступням, чтоб не могли ходить. Когда они уже ползут и захлебываются болью, достают раскалённое железо. Оставляют отметины. Вот так, — он повёл пальцем в воздухе, словно рисуя линию на её коже. — Одно прикосновение, и самые гордые начинают плакать, как дети.

Ицин нервно сглотнула. В груди теснилось дыхание, поднималась липкая дрожь, голова кружилась от ужаса. Но стражник продолжал, теперь ещё тише, словно рассказывая страшную сказку ребёнку:

— Кричат все. Но когда голос срывается и в горле остаётся только хрип, их оставляют в темноте. В полной. Где нет ни времени, ни надежды. Без еды, без воды, среди собственных криков, что ещё звенят в ушах. И запахов… — он на миг прикрыл глаза, будто смакуя — … запахов гниющей плоти. Их собственной плоти. Потом прибегают крысы. Они любят свежие раны, тёплую кровь. Грызут живьём, пока человек ещё дышит. И тогда даже самые упрямые начинают умолять, выкладывают всё, что скрывали, лишь бы увидеть свет. Зачем же мне с тобой торговаться?

Он замолчал и выпрямился, давая её воображению дорисовать остальное. Несколько мгновений гнетущей тишины, а затем он резко развернулся и свистнул в коридор — низко и коротко, словно подзывая псов.

— Сейчас увидишь сама, — бросил он через плечо.

У Ицин сердце сорвалось вниз. Она представила тяжёлые шаги в темноте, лица людей, которые будут делать всё, что он описал, и уже знала, чтоне выдержит. Где-то глубоко внутри ещё слышался холодный голос существа: «Не выдавай.» Но страх перекрыл всё. Паника взорвалась внутри, и прежде, чем она успела удержать слова, они вырвались сами, сдавленно, сбивчиво:

— Они в моей комнате. В борделе. Спрятаны так, что никто не найдёт, если не знать, где искать.

Стражник хмыкнул. На его свист так никто и не пришел. А в голове Ицин раздалось ледяное шипение:

— Что же ты делаешь, глупая… — голос звенел от разочарования. — Ты выложила карты первой. Отдала всё, не получив ничего. Я вёл тебя, а ты сорвалась. Ты сама превратила себя из игрока в жертву.

Холод пробежал по коже Ицин. Она поняла, что допустила ошибку.

Стражник выпрямился, и на его лице расплылась злая, почти торжествующая улыбка. Он отступил от решётки и рассмеялся, громко и с наслаждением:

— Какая же ты дура!

Он покачал головой.

— Я и правда не буду рисковать. Пойду и всё расскажу следователю. Получу награду. Повышение. А ты… сиди тут и считай крыс. Это куда лучше, чем рисковать из-за такой, как ты.

— Я… Я солгала! Они не там! — закричала Ицин, хватаясь за прутья решётки, — Я соврала! Подожди! Я скажу правду!

— Ну да, ну да, — отозвался он с усмешкой, — все так говорят, когда поздно.

Стражник уже развернулся, готовясь уйти, довольный своей лёгкой победой. Факел в его руке бросал на стены пляшущие блики, вырисовывая на камне призрачные фигуры.

— Ты всё испортила… — прошептало существо в голове Ицин. — Я дал тебе знания, дал шанс. Видимо, я переоценил тебя.

Ицин стояла, парализованная страхом. Она не знала, что делать, что говорить. Все слова застряли в горле. Осталась только тишина, нависающая, вязкая.

Голос в ее голове разочарованно вздохнул. И тут факел вздрогнул.

Огонь, горевший ровно дёрнулся, как от сильного порыва ветра. Свет задрожал, сломался, как тонкая нить. По стене скользнула неестественная тень, вытянутая, змеящаяся, как дым от сырого пепла. Она отделилась от стены, словно проснулась.

Стражник замер, повернув голову.

— Что за…

Тьма сорвалась со стены. Она рванулась, поглотив слабый свет от крошечной решётки под потолком. Затем жадно втянула пламя факела. Камера рухнула в полумрак, тягучий, словно сама темнота стала жидкой.

Существо налетело на стражника, как чёрная буря. Раздался влажный, хлюпающий звук, словно кто-то выжимал мешок с мясом. Затем — треск, гулкий, мерзкий, будто ломали хребет и рвали сухожилия.

Ицин закричала. Но её крик потонул в рёве, разнёсшемся по камере. Это был не человеческий звук, в нём был ветер, гул костей и отголосок звериного рыка.

В темноте что-то захрипело, захлебнулось и рухнуло на камни.

К ногам Ицин поползла тёплая влага. Липкая, густая, пахнущая железом, она растекалась по полу. Следом упало что-то звеняще. Ключи. Они блеснули в тусклом остаточном свете и остановились прямо в растекающейся луже у её ног.

Ицин остолбенела. В груди тяжело билось сердце, так яростно, что казалось ещё миг, и оно просто разорвёт её изнутри. Тело не слушалось. Ноги стали ватными, а руки холодными. Она стояла, вглядываясь в тьму, густую, влажную, липкую, как гниль. И тут из мрака вспыхнули глаза: огромные, жёлтые, неподвижные, точно два раскалённых угля, разрывающих черноту.

— Поторопись. Моё терпение не вечно. — раздался голос. Тот самый. Хриплый, низкий, без малейшего следа эмоции.

Этого хватило, чтобы привести её в движение.

Ицин резко опустилась на колени, схватила ключи из лужи крови. Металл был скользким и тёплым. Её пальцы дрожали, цеплялись за кольцо, промахивались. Она не сразу попала ключом в замочную скважину, но наконец замок щёлкнул, противно и громко, как будто издеваясь над её отчаянным напряжением.

Она высунулась за дверь, медленно, на полусогнутых ногах. Коридор был пуст. Только капающая в углу вода и затхлый воздух, пахнущий гарью и старыми тряпками.

— Иди в сторону той двери, — снова прошептал голос. — Откроешь её и сразу прячься в нишу. Прямо напротив. Там, где стена вогнута. Жди. Не двигайся. Не издавай ни звука. Только когда появится другой стражник, выходи. И беги.

Ицин кивнула, почти машинально.

Она проскользнула вдоль стены, стараясь не наступать в пятна крови. Тихо. Осторожно. Казалось, даже её дыхание слишком громкое. Дверь была старой, тяжёлой, с ржавыми петлями. Она вставила ключ, провернула и замок хрустнул, но открылся. Петли заворчали.

Она проскользнула внутрь, перешагнула порог, закрыла за собой и тут же метнулась в нишу, в выемку в стене, едва заметную, тёмную, как глотка зверя.

— Тише, — почти