Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

Такую строгость в исполнении стародавних обычаев мы должны приписать в этом случае самой царице, ее благочестивой и богомольной застенчивости, поддерживаемой, без сомнения, ее родством, в среде которого было немало приверженцев и поклонников старого Домостроя. Сам государь, как мы упомянули, был очень склонен открыть запану, устроенную этим Домостроем, – и вот почему его вторая царица – Наталья Кирилловна Нарышкиных – является совсем другим человеком. Воспитанная под влиянием Артамона Матвеева в среде родства, чуждого застарелых предрассудков, она не обнаруживает в своей жизни староверческой привязанности к уставам Домостроя и ведет себя с большею свободою, конечно, не без согласия и не без сочувствия своего супруга. На первом же каком-то торжественном выезде посреди народа она «несколько открывает окно кареты», как повествует Рейтенфельс (1671–1672 гг.). Смелый поступок произвел смущение в людях: не могли надивиться такому подвигу. Когда ей объяснили, в чем дело, т. е. чего требовал старый Домострой, она с примерным благоразумием уступила, но ненадолго. Вскоре она выезжает уже в карете «открытой» по причине присутствия послов в знак особенной милости, как отмечает Лизек, описывая торжественный же выезд к Троице в 1675 г. В то же время она не один раз выезжает в подмосковные дворцы в одной карете с царем, стало быть, уже непременно в открытой карете, и стало быть, руководителем таких подвигов является сам же государь. Затем, справляя свои именины, она принимает лично все боярство, чего не бывало, и раздает им из собственных рук именинные пироги, чего также прежде не водилось.

Шаг за шагом, еще несколько лет – и народ мало-помалу привык бы к открытой жизни своих цариц. Но в начале следующего 1676 г. царь Алексей скончался. Направляемый им ко многим новинам порядок царской жизни должен был на некоторое время замешаться. Сын царя Феодор, по любви к новинам вполне достойный своего отца, царствует недолго; при нем новины царской жизни не успевают, так сказать, войти в колею; а потом настают дворские и семейные смуты, среди которых невозможно было и думать о чем-либо правильном и прочном. Царица Наталья, оставшаяся без всякой поддержки, сиротою-вдовою, удаляется со сцены в свои вдовьи хоромы. С нею удаляются, а вскоре и вовсе погибают люди нового порядка – Артамон Матвеев и родство царицы, совсем отличное по своему характеру от родства Милославских, которые крепко держались за корни всего старого. Конечно, царевна Софья раскрывает женскую и даже девичью фату, но, к сожалению, она играет не свою роль; она играет роль царя и под видом только царя решается вести свои публичные выходы открыто. Ее подвиг все-таки становится и в общественном мнении зазорным по той особенно причине, что в нем господствуют не европейские, а византийские, неискренние, лицемерные идеи, с которыми можно было идти назад, но идти дальше было уже невозможно. Между тем и история, и жизнь настоятельно требовали ответа на вопрос, созревший с органическою последовательностью: быть или не быть византийским началам, – и прямо склонялись к тому, что быть началам европейским. Народные передовые инстинкты прозревали истинный и прямой путь и к нравственной и гражданской свободе и разом круто поворотили на новую дорогу с этого застарелого и засоренного византийского пути, которому остались верными одни только задние люди – всякие староверы во всяких смыслах.

* * *

Мы уже сказали выше, что нравственным идеалом домашнего устройства в допетровском быту было устройство, во многом подражавшее монастырю, что лучший древнерусский дом в этом отношении был дом, наиболее приближавшийся к такому идеалу. Замкнутость царицына быта, и особенно быта царевен, конечно, еще больше способствовали водворению в их хоромах монастырской жизни. Молитва и милостыня — вот исключительная, единственная и достойная стихия этой жизни, руководившая не только помышлениями, но и всеми поступками и подвигами ее деятелей. Келейное, т.е. домовное, и церковное правило и подвиги милосердия – вот в чем заключалось главное, коренное и неизменное дело этой жизни. Само собою разумеется, что молитва и милостыня как основные начала богоугодной и спасительной жизни, являясь делом, по необходимости должны были облекаться в одежду своего века, т. е. принимать формы той культуры или выработки понятий и представлений, какая господствовала в допетровском быту. Неясны будут черты описываемого быта, если мы остановимся на одних лишь словах и не постараемся определить их смысл чертами самого дела. Начала жизни пребывают одни и те же, оттого и называются они началами; но дела, совершаемые во имя начал, бывают различны, потому что всегда вполне зависят от различных бытовых условий века. Так точно и дела молитвы, как и дела милосердия, в каждый век имеют свой особый облик. Благочестие каждого века имеет свои особые черты, тому веку только свойственные, которыми оно и различается больше или меньше от благой чести других веков.

Чтобы обозначить верною и точною чертою благочестивое правило жизни XVI и XVII вв., которому и царицы в своем быту следовали неизменно, приведем поучение составителя Домостроя XVI в. В этом поучении заключается не один только идеал нравственной чистоты и нравственной высоты, к какому должен был на всякий день стремиться каждый истинно верующий человек; в нем вместе с тем типически обозначается и вся действительность такой жизни, рисуются типические черты повседневного домашнего быта в его наилучшем нравственном устройстве – те черты, с которыми мы постоянно встречаемся в этом описании домашнего быта цариц и которые раскрываются здесь самыми делами и подвигами, и притом по достоверным указаниям деловых же дьячьих записок.

«И ты, чадо, твори добрые дела: имей, чадо, великую веру к Богу: все упование возлагай на Господа: ни ктоже, надеяся на Христа, не погибнет. Прибегай всегда с верою ко святым Божиим церквам; заутрени не просыпай; обедни не прогуливай; вечерни не погреши и не пропивай; павечерница и полунощница и часы в дому своем всегды, по вся дни, пети: то всякому христианину Божий долг. Аще возможно, по времени, прибавить правила: на твоем произволении – большую милость от Бога обрящеши. А в церкви Божии и дому на правиле и на всяком молении стояти со страхом, Богови молитися и со вниманием слушати, отнюдь в те поры ни о чем не беседовати, не обзиратися, разве ли кия нужда. А говорити правило келейное и церковное единогласно, чисто, а не вдвое… Священнический чин и иноческий почитай: те бо суть Божии слуги, теми очищаемся от грехов, те имеют дерзновение молитися Господу о гресех наших, и Бога милостива сотворят. Повинуйся, чадо, отцу духовному и всякому священническому чину во всяком духовном наказании. В дом свой их призывай молитися о здравии (всех)… и воду