Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

царевичами и царицею Анною (Колтовских) в Новгород, остановился на ночлег в монастыре у Спаса на Хутыне. Он въехал в монастырь часа за три пред заходом солнца и после обычных церковных встреч обедал там в игуменской келье в вышке со всем своим двором, с Новгородским владыкою и со всею монастырскою братьею. Царица приехала в монастырь в первом часу ночи (после солнечного заката). Для ее двора было занято восемь особых келий: «стоят княгиням и боярыням»; кельи были на этот случай загорожены с монастыря досками. При отъезде из Новгорода царица Анна ходила молиться в собор Софии Премудрости Божии и прикладывалась к мощам Ивана да Никиты Новгородских чудотворцев. Выход этот совершен был, однако ж, ночью, в субботу 16 августа[175].

Это свидетельство об одной из первых цариц мы можем пополнить подобным же свидетельством о богомольных выездах последней царицы Евдокии Лопухиных, которая, находясь в заточении в Покровском Суздальском монастыре, иногда выезжала оттуда тайно на богомолье в монастырь Козьмы Яхромского чудотворца (Владимирская губерния). Вот что рассказывал на допросе об этих приездах игумен Яхромского монастыря Симон: «Наперед приезжали слуги Покровского монастыря и очищали кельи, где царице стоять; отбирали у пономарей церковные ключи и сказывали монахам, чтоб из келий на время царицына приезда не выходили. Царица въезжала в монастырь в карете за стеклами после полуден; ехала прямо к соборной церкви и входила в церковь, ограждена красными сукнами, скрытно. Игумен и монахи никогда ее не видали. Она слушала вечерню, а после подъезжала к кельям, в которых стаивала, в карете ж закрыта, и в кельи вступала ограждена сукнами. В ночное время входила в церковь и отправляла всенощное пение (заутреню) и литургию, а бывало ли молебное пение – того ни игумен, ни монахи не знали, потому что в церкви в то время не были, никого близко к церкви не подпускали. Службы отправляли приезжие с царицею попы, а на крылосе пели приезжие ж с нею монахини. После обедни игумена и братью в трапезной церкви царица кормила своим привозным столом, пища была – рыба, питье – мед. Потчевали служители царицы. После стола, когда монахи шли из трапезы домой по кельям, те служители указывали им, чтоб они кланялись за стол царице к ее кельям, и они кланялись по трижды в землю и, поклонясь, расходились по кельям. В той же трапезе делили и деньгами, игумену давали по гривне, братьям – по 6 ден. Игумен на приезде царицы в навечерии подходил к ней с хлебом и стоял у крыльца; и по докладу дневальных, тут всегда стоявших, пускали его в сени, а в сенях по приказу царицы принимали у него хлеб монахини. А в другой приезд пущен был пред нее царицу, и она его спрашивала: какою казною построен в том монастыре иконостас? И он донес, что строен мирским подаянием и келейными своими деньгами. Царица его поблагодарила и отпустила немедленно, а у руки ее он, игумен, не был. При выезде царицы из монастыря игумен с монахами выходили за ее каретою, за монастырь и вслед ее кланялись ей, царице, по трижды в землю и, поклонясь, возвращались в монастырь»[176].

Хотя это свидетельство относится уже к началу XVIII в. (оно взято из дела 1721 г.), тем не менее оно служит точною характеристикою всех тех подробностей и обстоятельств, при которых обыкновенно в течение XVI и XVII столетий совершались монастырские богомолья цариц. Царица Евдокия оставалась до конца дней представительницею, а сначала и поборницею старинных привычек, старинных обрядов и порядков быта. Очень естественно, что она сохраняла эти порядки даже и в то время, когда они были в царском быту отвергнуты и совсем забыты.

Но, само собою разумеется, что, скрываясь от глаз народа, от всяких общественных, публичных собраний, вообще от людских глаз, царица, как и все другие знатные женщины, не лишала себя любопытства и удовольствия смотреть на публичные действа и собрания, каковы были торжественные церковные действа и крестные ходы, торжественные встречи иноземных послов, торжественные обеды за царским столом и т.п. На церковные торжественные действа, совершаемые обыкновенно в Кремле, она смотрела потаенно из окон Грановитой палаты вместе со всем семейством. Туда патриарх обращал к ней крестное осенение и благословение. Так, 28 марта 1675г., совершив обряд шествия на осляти и возвратившись к собору, патриарх, сседши с осляти, благословил крестом государя и потом осенил крестом ко Грановитой палате царицу, царевичей и царевен и напоследок, кроме того, осенил руками[177]. Есть также свидетельство, что царица сматривала из окна своего терема и торжество государева венчания на царство. Когда короновался царь Федор Иванович, его супруга Ирина (Годуновых), по свидетельству Горсея, сидела в своем тереме у окна на престоле в великолепной одежде с венцом на главе; кругом ее стояли боярыни; народ, увидав ее, здравствовал ей[178]. Этот терем в то время, по всему вероятию, стоял над сводами царицыной Золотой палаты, где теперь собор Спаса, и таким образом наличною стороною выходил на площадь к большим соборам, так что из окон всегда можно было видеть совершаемые там церемонии. Тот же Горсей рассказывает еще, что когда были привезены им из Англии разные подарки царю, и в том числе заморские животные, которых привели и поставили для смотра перед дворцом, именно: особой породы белый с черными пятнами бык, легавые и борзые собаки и два льва в клетках, то из окон дворца на эти диковины смотрела вместе с царем и царица Ирина.

Приемы послов и других лиц, а равно и торжественные столованья в Грановитой палате царица сматривала из особой палатки, нарочно для того и устроенной над входными дверьми этой палаты (т. I, гл. III). Посольские въезды она сматривала из палат над Воскресенскими воротами, в которые обыкновенно направлялись такие шествия во второй половине XVII столетия. Для этого палаты всегда убирались сукном. Царица проходила сюда по кремлевской и китайгородской (уже сломанной) стене. Да и вообще должно полагать, что все подобные публичные действа так устраивались и так располагались, что царица из какого-либо удобного места всегда могла потаенно их видеть.

Лизек рассказывает, что именно с такою целью государь назначил прием их посольства в 1675 г. в Коломенском дворце: «Царице очень хотелось видеть эту церемонию, – говорит Лизек, – но как ее любопытство не могло быть удовлетворено, если б мы представлялись царю в Палате, для аудиенций назначенной, потому что там не было места, с которого она могла бы смотреть, не быв сама видимою, то царь