Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

– Маскарад… Я понимаю… – ответил камер–юнкер, внимательно слушавший герцога.

– Для исполнения подобных планов нет более благоприятного случая, виконт, – недобро усмехнулся герцог.

– Хорошо, ваше сиятельство. Виконт де Марильяк примет это к сведению.

– А я погляжу, насколько вы ловки и отважны, виконт. Вы ведь родственник отставленного министра Монрэпуа, не так ли? – спросил герцог.

– Я племянник министра, которого сместила маркиза. И клянусь вам, ваше сиятельство, что если бы у меня не было уже двух причин ненавидеть маркизу, то эта третья сама по себе достаточна, чтобы взбесить меня.

– Подумайте о бале, виконт. А теперь идите, чтобы кто‑нибудь не увидел вас у меня. И вообще, будьте осторожны. Кто хочет быть кротом и роет яму для другого, тот должен быть осторожен, – он должен рыть глубже и не показываться на поверхности земли, а то его может увидеть кошка, и тогда он сам попадет в вырытую яму.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, за совет и за предостережение. Крот не покажется на поверхности… – пообещал Марильяк, прежде чем уйти.

Герцог с усмешкой смотрел ему вслед.

«Такого человека мне только и надо было, – сказал он себе. – Этот приготовит маркизе отличный лимонад и приправит его своей ненавистью… Успеха тебе, виконт! Ты получишь хорошую награду, если твой план удастся…»

XVII. ПРИГОВОР

В то время как солдаты запирали Марселя в клетку, в которой провел свои последние дни креол Диего, дежурный офицер провел Виктора Делаборда в маленькую комнату, где мушкетер должен был ожидать дальнейших указаний коменданта.

Когда Виктор остался один, он еще раз перебрал в уме все происшествия минувшей ночи и содрогнулся от мысли – что же теперь ждет Марселя?.. Он отчетливо понимал, что все пропало, и эта мысль не давала ему покоя. Сон никак не шел к нему. Наконец, с наступлением утра, он встал и подошел к окну. Что‑то принесет наступающий день ему и его несчастному другу?

Спустя час явился один из писарей коменданта и принес мушкетеру завтрак, объявив при этом, что за ним придут, чтобы отвести к коменданту. Виктор проголодался и с аппетитом съел завтрак, состоявший из супа, белого хлеба и маленькой порции вина.

Вскоре пришел офицер и попросил мушкетера следовать за ним в кабинет коменданта. Кроме коменданта, там были писарь и офицер.

– Подойдите ближе, господин мушкетер, – суровым тоном сказал генерал Миренон. – Скажите ваше имя, место рождения, род занятий… Вы ведь друг каторжника Марселя Сорбона?

– Быть другом каторжника, в обычном понимании этого слова, нелестно, господин генерал, – ответил Виктор. – Но данный случай – исключение. Каторжник Марсель Сорбон невиновен. Он – сын благородной женщины. Он – жертва незаслуженной ненависти. Марсель Сорбон, которого я имею честь называть своим другом, не сделал ничего преступного.

– Не наше дело решать это, господин мушкетер, – прервал Виктора комендант. – Я хочу только узнать от вас, помогали ли вы преступнику бежать в прошлую ночь и поддерживали ли его в прежних попытках?

– Да, господин генерал, я вместе с Адриенной Вильмон, невестой каторжника, поставил себе задачей спасти его.

– И при этом вы знали, какое преступление совершаете, господин мушкетер? – строго спросил комендант.

– Моя совесть оправдывает меня.

– Но закон не оправдывает вас, – возразил комендант, который хотя и говорил строгим тоном, но сожалел не только о судьбе Марселя, но и о Викторе, который, ни минуты не колеблясь, признался, что с радостью пожертвовал бы своей свободой и карьерой ради невинно осужденного друга.

– Закон не оправдывает… Хорошо, господин генерал, я готов понести наказание, – сказал мушкетер. – Но то, что я сделал, не может меня обесчестить, не может унизить в ваших глазах, и это меня утешает. Я исполнил священный долг дружбы. Если я преступил закон государственный, то я все же не преступил человеческого закона. Я и впредь не оставлю моего друга без помощи.

– Ваш поступок не останется без последствий, господин мушкетер, – со вздохом сказал комендант. – Я должен отправить вас в Париж. Господин лейтенант д'Азимон проводит вас туда и передаст парижскому коменданту.

При этом генерал указал на офицера, присутствовавшего на допросе. Виктор поклонился офицеру.

– Я рассчитываю на вашу честность, господин мушкетер, и надеюсь, что вы не будете пытаться убежать от господина лейтенанта, не употребите во зло то снисхождение, которое я вам оказываю, принимая во внимание ваше военное звание.

– Нет, этого я никогда не сделаю, господин генерал.

– В таком случае я не ошибся в вас.

– Только у меня к вам просьба, господин генерал.

– Говорите откровенно, господин мушкетер. Если это будет зависеть от меня, ваша просьба будет исполнена.

– Та бедная девушка, которая вместе со мной старалась освободить Марселя Сорбона, теперь совершенно одинока. Она осталась без всякой помощи. Позвольте мне господин генерал, отыскать Адриенну Вильмон и как‑то поддержать ее.

– Этого разрешить я не могу, как мне ни жаль. Не могу дать вам свободу вне крепости. Я могу поверить, что вы вернетесь, но есть правила, которым я должен подчиняться. Иначе мне поставят в вину, что я позволяю вам свидание с вашей соучастницей.

– Я вас понимаю и отказываюсь от своей просьбы. Мне было бы очень неприятно, если бы я заставил вас опасаться, что я употребляю во зло ваше великодушие. Для себя же мне не о чем просить. Думаю, что бесполезно просить вас и за узника. Марсель Сорбон в ваших руках, в вашей власти. Он предоставлен вашему состраданию, и вы не отдадите несчастного в руки грубых надзирателей.

– Каторжник будет предан суду и будет судим по законам страны, господин мушкетер.

– Клетка, ужасная клетка… – тяжело вздохнул Виктор.

– Закон предписывает ее, и на этот раз я уже не смею поступать с ним снисходительно. За каждую попытку бежать пойманному беглецу угрожает клетка. Когда каторжник номер пятьдесят семь бежал в первый раз, его раны позволили мне отправить его в лазарет, а не в клетку. Но он злоупотребил этим снисхождением, воспользовался им для нового побега. И на этот раз его ничто не может спасти от клетки.

Виктор молчал. Он понимал и чувствовал, что комендант не мог поступить иначе. Если бы он сделал исключение, то на него легко могли донести и он был бы привлечен к ответственности.

– Марсель, Марсель, бедный Марсель… – тихим голосом печально произнес Виктор.

– Вы сделали больше, чем вам предписывает долг дружбы, господин мушкетер, – сказал комендант, передавая сопроводительное письмо лейтенанту д'Азимону. – Отправляйтесь в Париж. Желаю вам, чтобы вас не так строго судили за ваш поступок.