Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Король высказал свою признательность за одержанную победу, и молодой генерал некоторое время был предметом всеобщего внимания.

Маркиза де Помпадур убедилась, что Шуазель последовал ее совету променять любовь на честолюбие.

Когда Шуазель прощался с королем и маркизой, чтобы этой же ночью вернуться в действующую армию, маркиза сказала:

– Продолжайте идти по намеченному пути, генерал! Вперед, только вперед!

Возвратившись в карете в королевский дворец, Людовик встретил в приемной своего кабинета герцога Бофора, который с мрачным видом прохаживался по комнате.

– Почему вы здесь, герцог? – спросил удивленный король. – Что‑то вас редко видно, как будто вы избегаете нашего общества… Почему, например, вы никогда не бываете во дворце Трианон?

Злая усмешка скользнула по лицу герцога.

– Я надеюсь, ваше величество, мне не поставят в вину то, что я не бываю там, где меня недолюбливают?

– К чему эта неприязнь, герцог? К чему эта вражда, которая все более и более разгорается? – с досадой в голосе спросил король.

– Я – Бофор, ваше величество! – произнес герцог с непомерной гордостью.

– Если вас чем‑нибудь обидели, кузен, то беду можно поправить…

– Позвольте заявить вам, ваше величество, что я всячески избегаю встречи с маркизой де Помпадур.

– А я этого не желаю, герцог! Я ведь не отказываюсь от общения с вами.

– Только тогда я снова буду с радостью приходить в эти покои, когда буду уверен, что не встречу здесь маркизу и что Бофор не будет здесь оскорблен!

– То есть вы хотите совершенно удалиться от двора?

– Ну нет, ваше величество! На празднествах и на государственных советах, на которых я обязан быть, ваше величество, я буду присутствовать. Но там, где маркиза считает себя госпожой, там не может присутствовать Бофор!

– Я больше не желаю слышать ничего подобного, герцог! – заявил король. – Я желаю, чтобы вы жили в мире. К чему эта вражда?.. Ну, вот теперь вы знаете мою волю. Спокойной ночи, герцог.

И Людовик направился в свою спальню. Таким образом, он дал понять герцогу, что всякая его попытка свергнуть маркизу будет напрасной. Это было похоже на поражение.

Из покоев короля герцог уходил еще более взвинченным и настроенным против маркизы.

По дороге он встретил камер–юнкера виконта де Марильяка, который был его, герцога, протеже и потому был ему предан. Молодой виконт с бледным лицом, небольшой черной бородкой и глубоко сидящими проницательными глазами учтиво поклонился герцогу, и тот на минуту замешкался.

– Я сгораю от желания доказать вам, ваше сиятельство, свою преданность, – сказал камер–юнкер.

Герцогу эти слова понравились.

– Приходите завтра вечером в мой дворец, виконт, – сказал герцог. – Мне надо поговорить с вами.

– Я не замедлю явиться, ваше сиятельство! – обещал камер–юнкер де Марильяк вслед уходящему герцогу.

На другой день вечером камер–юнкер явился во дворец Бофора и тотчас же был принят.

Герцог сидел в своем большом кресле за столом, на котором стояли серебряный графин и бокалы. Он, должно быть, выпил много вина, так как лицо его пылало.

– Подойдите, виконт, – сказал герцог. – Я просил вас прийти ко мне… Вы, кажется, обожаете маркизу де Помпадур?..

– Я? Обожаю? – переспросил Марильяк в крайнем изумлении.

Герцог громко и желчно рассмеялся.

– Но уж любить‑то вы, конечно, любите ее? – опять спросил герцог.

– Так же горячо, как ваше сиятельство… – пошутил камер–юнкер.

Такой ответ еще больше развеселил герцога.

– Отлично, виконт! – воскликнул он. – Теперь я знаю ваши чувства. Но – шутки в сторону. Скажите, за что вы не любите эту даму?

– Я ненавижу ее, ваше сиятельство. У меня есть две причины ненавидеть маркизу. Во–первых, я ненавижу ее за то, что она задирает нос перед вашим сиятельством. Во–вторых, я ненавижу ее за то, что она причиняет страдания королеве.

– Это благородно с вашей стороны, виконт, – одобрил молодого человека герцог Бофор.

– Королева плачет. Ведь маркиза, собственно, заняла ее место. Честное слово, если бы удалось свергнуть маркизу, это было бы доброе христианское дело.

– Не разглашайте этого, виконт, ибо это может стоить вам головы. Но вы мне нравитесь, черт возьми, определенно нравитесь. Вы мне можете пригодиться… И вы преданы мне?

– Настолько же, насколько ненавижу маркизу.

– Вам не следует говорить об этом где попало, виконт. Вообще, надо поменьше говорить, а побольше действовать – вот это будет вернее.

– Приму к сведению ваш совет, ваше сиятельство. Я умею ценить такие советы. Ради того, чтобы избавить двор от маркизы, я, клянусь, сделал бы что угодно.

– Один вопрос, камер–юнкер, – прервал герцог виконта. – На какой день назначено празднество при дворе?

– Бал–маскарад, ваше сиятельство? Его приказано устроить на следующей неделе.

– Я буду на нем. Я хочу видеть, сумеет ли виконт подтвердить свои слова.

Камер–юнкер вопросительно посмотрел на герцога.

– Знаете ли, виконт, что такой бал–маскарад представляет самый удобный случай для исполнения любых секретных планов? – продолжал герцог с дьявольской усмешкой. – Суматоха, маскарадная сутолока такого бала как нельзя более способствуют планам мести…

– Я начинаю понимать, ваше сиятельство…

– Предположим, графиня Верноа вас ненавидит. Я говорю – предположим, поскольку я знаю, что она вас любит. Открывается бал–маскарад, вы находитесь в зале, вы в хорошем настроении, не подозреваете ничего дурного. Но вот к вам приближается маска, – ну хотя бы прекрасная Верноа, – с фруктами, с бокалом лимонада, с мороженым, с печеньем и предлагает вам. Вы берете, вы пробуете фрукты или пьете лимонад и в следующую ночь превращаетесь в труп, так как угощение было отравлено. И никто не дознается, кто же именно дал вам яд. Никто!

– Маскарад… Я понимаю… – ответил камер–юнкер, внимательно слушавший герцога.

– Для исполнения подобных планов нет более благоприятного случая, виконт, – недобро усмехнулся герцог.

– Хорошо, ваше сиятельство. Виконт де Марильяк примет это к сведению.

– А я погляжу, насколько вы ловки и отважны, виконт. Вы ведь родственник отставленного министра Монрэпуа, не так ли? – спросил герцог.

– Я племянник министра, которого сместила маркиза. И клянусь вам, ваше сиятельство, что если бы у меня не было уже двух причин ненавидеть маркизу, то эта третья сама по себе достаточна, чтобы взбесить меня.

– Подумайте о бале, виконт. А теперь идите, чтобы кто‑нибудь не увидел вас у меня. И вообще, будьте осторожны. Кто хочет быть кротом и роет яму для другого, тот должен быть осторожен, – он должен рыть глубже и не показываться на поверхности земли, а то его может увидеть кошка, и тогда он сам попадет в вырытую яму.