Интимная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

Когда нотариус закончил повторно читать документ, обделенные обменялись вопросительными взглядами: кто первым заявит протест? Видя, что остальные не решаются, откашлялся Джероламо Дессарт: он был достаточно богат, чтобы не подозревать его в алчности, лишь в тяге к справедливости.

– Скажите, нотариус, – начал он, – разрешает ли закон разделение наследства на неравные части и выделение долей сторонним лицам, если живы не включенные в завещание близкие родственники покойного?

– Неотъемлемая часть, – спокойно ответил нотариус, – является обязательным условием в отношении наследников первой очереди. Однако у доктора Бертрана не осталось ни родителей, ни детей…

– Но у него есть две сестры, – возразил Дессарт.

– Сводных сестры, – громко поправила Армеллина.

– Они дочери того же отца. Моя жена и свояченица – Бертраны, как и покойный, – подчеркнул муж Консуэло.

– Простите, – не сдавался нотариус. – Наследники второй очереди имеют права только при отсутствии завещания, а оно наличествует. Доктор Танкреди мог распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению.

– Согласитесь, что исключение сестер и племянников, не побоюсь этого слова, абсурдно! – огрызнулся Дино Аликандиа.

Нотариус только развел руками:

– Не мне судить. Полагаю, обе синьоры получили свою долю наследства Бертранов, когда скончался их отец. Ни на что большее они не могут претендовать. Мне очень жаль, но закон говорит об этом ясно.

Он закрыл папку и встал, всем своим видом показывая, что собрание окончено. Остальные тоже начали подниматься, с шумом отодвигая стулья. Исключенные из завещания старались достойно принять удар. Плакали только двое: Консуэло, которой, несмотря на суровые взгляды сестры, так и не удалось сдержать разочарование и гнев, и Ада, у которой ни единой причины плакать не было.

Часть восьмая

Пустота и нож

(белый холст с разрезами в стиле Лучо Фонтаны[97])

1

Через пять дней, подписав все необходимые бумаги, Ада улетела в Болонью. Причин задерживаться больше не было – ей ведь и так придется нагонять расписание. С Лео она больше не виделась и даже не позвонила попрощаться перед отъездом.

Она покидала Донору со странным ощущением, что никогда не вернется, хотя теперь, несмотря на смерть дяди или, скорее, благодаря ей, большинство ее источников дохода сосредоточилось в родном городе. Давно прошло то время, когда, не желая поступиться принципами (и терпеть саркастические замечания бабушки Ады), она избавилась от фамильных драгоценностей. Теперь, если ей вдруг придет в голову абсурдная мысль снова все поменять и отказаться от наследства (в пользу Лауретты? или в пользу бедных? каких именно бедных? может, в пользу Ассоциации итало-кубинской дружбы, куда ежегодно платила членские взносы?), так или иначе придется вернуться в Донору и оформить миллион разных документов. Будь Джулиано по-прежнему с ней, он занялся бы всеми этими формальностями, хоть, скорее всего, и не был бы в восторге от ее решения.

Эти мысли вызывали у Ады беспокойство и дискомфорт. Она чувствовала себя виноватой, что, потеряв самую большую привязанность всей своей жизни, вообще способна думать о деньгах.

В аэропорт ее отвезла Лауретта, фонтанировавшая тысячами планов и предположений, как разделить наследство, – словно Армеллина уже умерла. Не обращая внимания на сопротивление Ады, она решила (и убедила мужа) как можно скорее перевезти семейство на виллу Гранде.

– Места хватит на всех, – заявила она. – Даже для тебя, если вернешься. Держать ее пустой – настоящее расточительство.

– Сперва стоило бы спросить разрешения у Армеллины.

– Какое еще разрешение? Мы с тобой там хозяйки. Хватит и того, что приютим ее, пока не изволит протянуть ноги.

Ада была слишком подавленна, чтобы спорить. Ей казалось, что Лауретта с каждым днем становится все больше похожей на тетю Санчу и тетю Консуэло. Она поговорила с Армеллиной, извинившись за поведение кузины, но экономка, похоже, не возражала.

– Что ты, я буду только рада, если на вилле станет поживее – теперь в доме так тихо… Мне хотелось бы вернуть те дни, когда здесь жили вы с Лауреттой. Конечно, ее малышка (в отличие от брата) куда энергичнее, чем вы вдвоем, вместе взятые. Донна Ада – да, она бы эту девчонку в два счета приструнила, а мать только сюсюкается. Ты тоже возвращайся поскорее, Адита. Не забывай, мне уже за девяносто, и то обещание, что я дала сору Гаддо, потеряло силу.

– Не говори так! – воскликнула расчувствовавшаяся Ада. – Ты и до ста дотянешь!

– Мне теперь незачем, – сухо ответила Армеллина.

Чуть позже с Адой тепло распрощался и доктор Креспи:

– Постарайся следить за собой, не забывай поесть и на работе не засиживайся: ты совсем исхудала, выглядишь изможденной. Соберись! Дядя так тобой гордился, не разочаруй его. Мир не рухнул, жизнь продолжается.

«Как быстро они утешились, – думала Ада. – Может, это только со мной что-то не так? Не могу смириться, не умею принимать неизбежные изменения! Но эта продолжающаяся жизнь как раз из одних изменений и состоит».

А у нее, как и у Армеллины, похоже, просто пропал смысл жить.

– Что за упаднические настроения? Сходи поскорее к психоаналитику, если сама не сможешь справиться! – посоветовала Дария, встречавшая Аду в аэропорту. – Ужас какой, так убиваться из-за мужика на девятом десятке! Нет, я все понимаю: это твой дядя, брат твоего отца, именно он тебя воспитывал – я в курсе. Но ты ведь больше не ребенок, ты взрослая, а взрослые теряют родителей и продолжают жить дальше сами, это закон природы.

С началом нового учебного года студенты, снимавшие Адину квартиру, переехали, оставив жилье в ужасном беспорядке: грязные полы, стены, сломанная мебель, текущие краны – а у нее пока не было времени нанять бригаду, чтобы это исправить.

– Куда тебя отвезти? Не на твою же помойку? Может, на виа дель Ольмо? Или ты уже освободила квартиру? – спросила Дария, заводя машину. – Поживи у нас. Займешь кабинет Микеле, он ему редко нужен.

– Спасибо, но все мои вещи у Джулиано, и я могу остаться там до Рождества. Если честно, он сказал мне «сколько захочешь», это я сама определила сроки.

– Кстати, о Джулиано, ты же не знаешь последних новостей. Он тут в аварию попал. Ничего страшного, к счастью, но досталось ему знатно…

– Что случилось? Где он?

– В больнице Святой Урсулы.

– Отвези меня туда, я хочу его видеть.

– Даже и не думай. А если столкнешься там с той, другой? И потом, волноваться не о чем, Микеле уже туда сходил. Джулиано ничего не нужно, завтра его выписывают.

– Но все же… как это произошло? На новой машине, да?

– Нет, новая машина стоит себе в гараже на виа Мадзини без единой царапины. Джулиано попросил Микеле ее перегнать, она была не очень удачно припаркована. А в аварию он попал на чужой и, как обычно, не желает говорить, на чьей именно. Похоже, эта сука даже водить не умеет.

– Прекрати, Дария! Просто расскажи, что случилось.

– Видимо, он сидел на пассажирском, не пристегнулся и влетел в лобовое стекло. Плечо и рука сломаны: рука в гипсе, плечо нет, только бандаж. Плюс перелом переносицы, рассечение правой скулы, а под глазами синяки… ну, знаешь, как у баб бывают, когда их мужики бьют. Микеле говорит, похож на панду или на енота, такой смешной.

– Ничего смешного, Дария.

– О, ты так великодушна! А должна бы «пылать желаньем мести».

Подруга настояла, чтобы Ада хотя бы в первый вечер ужинала не дома.

– Мы с Микеле отвезем тебя в ресторан. В «Диану», ладно? Хоть не будешь шляться по магазину с тележкой полуфабрикатов. А там, глядишь, и печаль пройдет.

Между переменами блюд Дария снова с жаром заговорила о квартире:

– Твоя квартира в ужасном состоянии. Даже если ты ее полностью отремонтируешь, там слишком мало места – тебе ведь уже не двадцать. Прости, но, раз уж ты стала богатой наследницей, почему бы не прикупить себе уютный маленький домик? Может, какой-нибудь старинный особнячок на бульваре? Заодно покажешь Джулиано и этой…

– Прекрати, – вмешался Микеле.

– Ты пойми, я еще ничего не унаследовала, – сказала Ада. – Пока жива Армеллина, я не получу и лиры.

– Да брось! Хочешь сказать, банк не даст тебе нужной суммы?