Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— На колени, говорю! — повторил Нахерех. Затем нетерпеливо: — Что там такое? Кто там?

— Вельможа, что требует, чтобы его впустили, Ваше Превосходительство, — пробормотал один из солдат. — Он кажется весьма…

— Впустите его, — повелела Хатшепсут.

Мара поднялась на колени, не обращая внимания на боль, что причинило ей это движение. Этого не может быть… не должно! Но это было так. Высокие двери распахнулись, и надменная, украшенная золотом фигура, которую она и не думала снова увидеть, неспешно вошла и с беззаботной грацией поклонилась трону.

— Добрый вечер, о Сияющая! Высокочтимые, возрадуйтесь! — молвил вельможа Шефту.

Он не взглянул на Мару, как и она на него после первого мучительного узнавания. Ее взгляд застыл на Сахуре, который вдруг так сосредоточенно нахмурился, что стало ясно: еще мгновение — и ни осыпанное самоцветами ожерелье, ни золотой платок больше не смогут его обмануть. Заметил ли его Шефту? Должно быть, заметил, и, должно быть, едва держится на ногах от потрясения. «Эх, зачем он пришел! — подумала Мара. — Какой бы план он ни задумал, он провалился, не успев начаться».

— Скорее уж доброе утро, — раздраженно заметила царица. — Разве мы обратили ночь в день, или у вас в обычае, вельможа Шефту, посещать дворец в такой час? Я полагала, этот прием тайный.

— Ваше Сиятельство, в городе Фивы трудно что-либо утаить, когда и слуги, и речники болтают, как сороки, — часто друг с другом. Я счел, что мое место — рядом с Вашим Величеством. Однако… — вкрадчивый голос приобрел насмешливые нотки, — кажется, я переоценил чрезвычайность положения. Где преступники, Дочь Солнца? Неужели ловкий и бесстрашный налет моего господина Нахереха принес в сети лишь одну жалкую рабыню!

— Улов и впрямь скудный, но это все, что у нас есть, — ответила царица, хмуро глядя на Нахереха, который побагровел от гнева. — И эта упрямая девка нам ничего не сказала!

— Возможно, она ничего не знает, — небрежно предположил Шефту. — Но виновна она или нет, Вашему Величеству дали дурной совет касательно допроса, — добавил он, взглянув на Сенмута. — Девчонка едва жива.

— Ей перечить фараону и остаться безнаказанной? — прорычал Сенмут.

— Нет. Но с другой стороны, какая польза от ее трупа?

Мара слушала, затаив дыхание. Клянусь Амоном! Он уже умудрился выставить все дело в несколько смешном свете, а вельможу и Нахереха — парой дураков. Неужели возможно, что… Тут она взглянула на жонглера, и ее сердце упало. Его сузившиеся глаза сверкали. Он понял правду. Но осмелится ли он обвинить столь знатного вельможу? Он ничего не сможет доказать…

— Если Ваше Величество позволит, — непринужденно продолжал Шефту, — я мог бы немного успокоить деву, соблазнить ее какой-нибудь небольшой наградой…

— Нет, мы уже пробовали. Мое величество предложило ей и золото, и свободу. Она ими презрела.

— Она ими презрела? — Шефту на этот раз не играл, и в его голосе прозвучала нотка, которая всколыхнула в Маре глубокую, неразумную радость. Словно не веря своим ушам, он повторил: — Она отказалась от взятки?

— Да, отказалась, негодница!

Наступила недолгая тишина, и когда Шефту заговорил снова, его голос едва заметно дрогнул.

— В таком случае, ничто на свете не развяжет ей язык. Возможно, в конце концов, она ничего не знает…

— А возможно, знает многое! — Это был новый голос — голос Сахуре. Он прозвенел громко и насмешливо по всей зале. — Но ты знаешь больше… Сашай!

Все головы резко повернулись к жонглеру, который все еще стоял на коленях, но теперь указывал длинным, обвиняющим пальцем на вельможу Шефту.

— Как ты смеешь говорить без разрешения? — ахнула царица.

Шефту тут же продолжил, словно одно лишь хорошее воспитание не позволяло ему заметить возмутительное прерывание.

— И если она ничего не знает, Ваше Величество…

— Стойте! — вскричал вельможа Сенмут. — Дайте жонглеру говорить! Он сказал «Сашай»?

— Сказал, о Лев Храбрости и Мудрости! Это и есть Сашай — тот, кто стоит перед вами в роскошных одеждах и золоте! Он — писец из «Сокола» — это он, он самый!

Царица поднялась на ноги.

— Что за лепет! Ты знаешь, о ком говоришь, наглый дурак? Это вельможа Шефту, сын Менкау, Друга Царей, и мой доверенный придворный!

— Он же и Сашай, Ваше Великолепие! Это он, клянусь!

Вмешался насмешливый голос Шефту:

— Кто этот безумец? Он меня интригует.

— Конечно, он безумец! — вскричала царица. — Он оскорбляет мое величество! Уведите его, Нахерех.

— Ваше Сиятельство, подождите! — Вельможа Сенмут шагнул вперед, и резкие морщины улыбки медленно проступили на его лице, пока он изучал Шефту. — Уверен, мой господин был бы еще более заинтригован, если бы этот жонглер смог доказать свои слова. Это было бы забавно, не так ли? Говори, жонглер! У тебя есть доказательства?

— Есть, о Лев Мудрости!

Царица застыла. Нахерех потянул жонглера к себе, и Мара затаила дыхание от резкого, внезапного страха.

— Ты можешь доказать это обвинение? — вырвалось у Нахереха. — Говори же, быстро!

— Пусть Его Высочайшее Превосходительство Зодчий взглянет на левое запястье великого вельможи Шефту…

«О, Амон, все кончено, все кончено, он пропал!» — подумала Мара, и хрупкий пузырь надежды, что рос в ней, лопнул в одно мгновение.

— Что я там найду? — спросил вельможа Сенмут, подкрадываясь к Шефту, словно огромный кот.

— Амулет странного вида, Ваше Превосходительство. Я не видел его сегодня, ибо его запястье скрыто от меня, здесь, где я стою на коленях. Тем не менее я опишу его вам, ибо знаю его хорошо, о да, хорошо, по запястью Сашая…

— Описывай же! — Сенмут схватил Шефту за запястье и, заслонив его от жонглера своим телом, уставился на него.

— Это скрученная льняная нить, на которую нанизаны семь зеленых бусин, и она завязана семью узлами. Посреди семи бусин — плоская сердоликовая, с письменами на обеих сторонах. Разве не так я говорю, Ваше Превосходительство?

Медленно глаза Зодчего поднялись и остановились на неподвижном лице Шефту.

— Все так, как ты говоришь. — Он отшвырнул запястье Шефту. — Вот ваш предатель, о Сияющая, — неподкупный