Интимная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно

– Вот взяли бы все ризотто, как я… – с легким злорадством проворчала Чечилия.

В особняке уже потеплело. Дядя Тан лег на большую кровать, некогда принадлежавшую донне Аде, и племянница укрыла его меховым пледом. Мириам уселась на кушетку в ногах кровати – похоже, она хотела побыть с доктором наедине, чтобы посекретничать без свидетелей.

Ада, Геррит и Чечилия зашли в кафе на площади и выпили по чашечке кофе, потом наскоро осмотрели три небольшие секуляризованные церкви с интересными росписями (хотя и не такими интересными, как в соборе) – у Чечилии были от них ключи – и сели в машину, чтобы через поля добраться до часовни Гвальбесов.

Все это время Ада чувствовала, что несколько выпадает из разговора. Ее спутники вели беседу о своем, обильно пересыпая профессиональную терминологию десятками имен, и она попросту за ними не поспевала. Чечилия объясняла, что побудило ее отнести «мастера из Ордале» к флорентийским маньеристам. Она цитировала то Вазари, которого Ада в свое время читала, то какого-то неведомого Джованни Паоло Ломаццо[90] – вернее, неведомого Аде, потому что ван Ладинга, похоже, его знал и соглашался с Чечилией относительно интерпретации его сочинений.

Наконец они добрались до церкви. Увидев фреску с чертями и проклятыми душами в трусах, голландец от души посмеялся и окончательно утвердился в оценке творчества фра Панталео:

– Совершеннейший кошмар!

Чечилия в свою очередь рассказала о найденных у входа досках, которые использовали для ограждения курятника.

– В министерстве подтвердили мои подозрения: это алтарный образ конца XVI века, и на части он разрублен почти сразу после окончания росписи. Причем, судя по всему, не художником, которому могло внезапно разонравиться собственное творение: хотя очистка еще продолжается, уже очевидно, что проявившиеся детали – очень тонкой работы. Да и в любом случае автор вряд ли стал бы уничтожать тщательно подготовленную доску (они тогда очень ценились), а написал бы что-нибудь поверх. Рука «мастера из Ордале», тут сомнений нет: скорее всего, фрагменты первоначально составляли большой образ Мадонны на престоле в окружении ангелов и святых. Но кто решил его уничтожить и почему, до сих пор загадка.

Ван Ладинга слушал очень внимательно.

– Я бы предположил, что речь идет о ревности – история знает такие случаи. Судя по тому, что вы, доктор, рассказали, картину могли счесть оскорбительной или, например, посчитать аморальным сам сюжет – это ведь было в самом начале Контрреформации. Вам не кажется, что на первоначальном образе могла присутствовать обнаженная натура, которую сочли непристойной?

– Сомневаюсь. Фигуры, которые реставраторам удалось раскрыть, выглядят соответственно времени – в длинных одеяниях, полностью скрывающих тело, в плащах с поясами, в характерном змеевидном стиле нашего мастера. А он, если не считать груди «Мадонны Млекопитательницы», никогда не изображал наготу.

– А ты передала в министерство фрагмент с портретом Химены? – спросила Ада, не слышавшая о расследовании с июля.

– Нет, решила притвориться, что нашла его последним, когда остальная часть головоломки уже была собрана. Мне жаль с ним расставаться. К тому же это самый важный для атрибуции элемент, с которым я могу работать. Конечно, рано или поздно его придется вернуть, но пока я предпочла бы этого не делать.

– Ну, раз уж он до сих пор здесь, покажи его синьору ван Ладинге – может, он что-нибудь придумает.

Пройдя в ризницу, Чечилия открыла шкаф и, развернув ткань, достала перепачканную зеленой краской дощечку. Несмотря на оставшуюся после первичной очистки патину, ярко-рыжие волосы младенца Иисуса сразу же вспыхнули, привлекая взгляд.

Изумленный Геррит почесал в затылке, прищурился, взял дощечку из рук Чечилии, осторожно поднес к окну и повертел, стараясь поймать луч низкого закатного солнца. Потом он склонил голову, почти коснувшись дощечки носом, чтобы получше рассмотреть надпись «Diego filius», и недоуменно обернулся.

– Я уже видел этот образ, – сказал он. – Вернее, не этот, а такой же. И кстати, прекрасно сохранившийся, что, впрочем, и неудивительно: его не замазывали зеленым и не пытались очистить растворителем.

– Быть того не может! – воскликнула Чечилия. – Скорее всего, вы видели нечто похожее, но не тот же образ. Религиозная живопись часто следовала модным канонам. Например, пейзаж вот в этой части явно восходит к Леонардо…

– Нет-нет, – прервал ее голландец, – точно такую же! Если бы речь шла только о лице Мадонны – ладно, но тут еще и огнекудрый младенец… Таких больше нет. Младенец Иисус, да и вообще святые с рыжими волосами в истории искусства встречаются крайне редко: считалось, что так Господь выделяет лжецов и прочих недостойных личностей. Рыжие волосы – атрибут предателей, ведьм, блудниц…

Чечилия инстинктивно поправила выбившуюся прядь.

– …кающихся Магдалин, героинь, соблазняющих злодеев, чтобы спасти свой народ, Далилы, Иаили, – продолжил антиквар, улыбнувшись девушке, чтобы снять напряжение. – И на том образе, что прошел через мои руки, тоже была надпись «Diego filius». Это не совпадение.

– Не может быть! – растерянно повторила Чечилия.

– Простите, Геррит, я, может, чего-то не поняла, – вмешалась Ада. – Вы утверждаете, что видели картину, идентичную этой. Где, в Тоскане? Или в Голландии? Когда? И где она сейчас? Кто вам ее показывал?

– Я лично держал ее в руках, у меня в магазине, в Амстердаме, пару лет назад. Не помню, кто эту картину принес, но принесли на продажу, и мы ее продали. Та же здесь рука или сделанная кем-то другим копия, я без дальнейших исследований сказать не могу, но если и копия, то прекрасно исполненная.

– Не может быть! – снова повторила Чечилия. Казалось, она сейчас расплачется.

– Невероятно, но вовсе не невозможно, – ответил ван Ладинга. – Художники тогда много путешествовали. Живописцы из Нидерландов часто приезжали в Италию, а многие итальянцы надолго оседали у нас, на севере.

– Значит, «мастер из Ордале» мог работать в Голландии? – недоверчиво переспросила Ада.

– Кто знает? Возможно, доска, которую принесли ко мне в магазин, была расписана в Италии: картины тоже путешествовали, не только художники.

– Думаете, ее можно будет отследить? – Чечилии наконец удалось взять себя в руки, и она снова выглядела спокойной и решительной.

– Думаю, да, мы же ведем реестр покупок и продаж. Через месяц, когда вернусь на работу, я сообщу, кому мы ее продали.

– А раньше никак? Я не могу ждать месяц!

– Слушай, Чечилия, а почему бы тебе самой не съездить в Амстердам? Самолетом туда-обратно за пару дней обернешься, – предложила Ада.

– Мне кажется, идея неплохая, – одобрил ван Ладинга. – Я понимаю, что вам, доктор, не терпится разгадать эту тайну, да и сам тоже весьма заинтригован. Могу порекомендовать неплохую гостиницу совсем рядом с офисом и попрошу свою секретаршу помочь вам отследить картину. Возможно, на ней даже была подпись, просто я этого не помню. Если и так, имя не из знаменитых, потому что у меня в памяти осталось только это «Diego filius». Но в реестре наверняка есть все нужные данные.

Чечилия нехотя спрятала дощечку обратно в шкаф.

– Эх, если бы я могла взять ее с собой в Голландию… Сравнить их напрямую было бы гораздо проще, – вздохнула она. – Нужно хотя бы сфотографировать все подходящим объективом и грамотно выставить свет, чтобы разглядеть детали.

11

– Да, ничего не скажешь, удачно мы съездили, – сказала Мириам на обратном пути в Донору, когда Ада и Геррит рассказали о неожиданном открытии.

– Что называется, типичный случай счастливого совпадения: нашли драгоценность, которую даже и не искали, – добавил дядя Тан.

– Погодите пока трубить победу, я ведь мог и ошибиться. Не хотелось бы, чтобы из-за меня доктор Маино понапрасну слетала в Амстердам, – нервно возразил ван Ладинга.

Все время, пока их не было, его жена проговорила со старым доктором.

– Обо всем и ни о чем, – смущенно опустила глаза Мириам. – Ему просто не хотелось спать.

– Так жарко! И кровать непривычная, совсем на мою не похожа, – пожаловался доктор.

– Ада, у тебя такой чудесный дядя! – рассмеялась в ответ Мириам. – Он даже проэкзаменовал меня на знание «Освобожденного Иерусалима»: хотел знать, помню ли я строфы о поединке Танкреди и Клоринды.