Полонез - Александр Григорьевич Домовец

С того момента выполнение доверенной мне задачи осложнилось. Я мог бы (и мечтал!) двадцать раз уничтожить Зыха прямо в Комитете, но не мог себе этого позволить. До поры до времени он был нужен живой и деятельный.

В дальнейших событиях Вы принимали большое и важное участие. Без Вас не удалось бы установить связь Лелевеля с англичанами, завербовать Гилмора и много чего ещё. От английской пули в карете меня спасли Вы. Без Вашей помощи я не смог бы получить документы… Что ещё сказать? Вы стали мне другом. И если я опирался на Вашу помощь, не раскрывая все карты, то лишь потому, что ситуация такую возможность исключала. Простите меня за это. К тому же, сдаётся мне, со свойственной Вам проницательностью Вы о многом догадывались и без моих слов…

(Хотя, полагаю, в ночь вербовки Гилмора я Вас очень удивил. Помню, каким взглядом Вы меня одарили, когда в Вашем присутствии я велел англичанину писать расписку о работе на французскую полицию. Но не мог же я представиться сотрудником российской секретной службы! Знать о том Гилмору было совсем не обязательно. И, откровенно говоря, я тогда ещё не знал, как Вы отреагируете, узнав, что сотрудничаете с москалём. Осторожничал, конечно, но…)

Надеюсь, Вы простите меня и за другое. Вы не раз упрямо повторяли, что Зых — ваш, что Вы должны отомстить за невинные жертвы, убитые им собственноручно. Не спорю, мотив серьёзный. Но мой мотив был ещё серьёзнее — месть за брата. И я казнил Зыха без колебаний и жалости.

Вероятно, Вы уже так или иначе знаете, что план полковника Заливского провалился. Благодаря добытым нами сведениям, вторжение пресекли на корню. Большинство мятежников повязали прямо на границе, как баранов. Но Вы наверняка помните — в ночь вербовки Гилмор признался, что к новому восстанию англичане хотят привлечь революционеров-карбонариев, которые многочисленны, воинственны и нацелены на борьбу с европейскими монархиями. И это колоссально усиливает опасность будущего восстания…

Так вот, среди документов Зыха был список революционных вождей, которые в те дни съехались в Париж для получения денег и наставлений. Были в списке и пометки, указывающие на их местонахождение. Этот документ я незамедлительно передал нашему другу мсье Андре. Об этом мы с ним договаривались изначально. Благодаря списку, карбонарии были незамедлительно арестованы. Участие революционеров в мятеже на территории Царства не состоялось, и это намного облегчило его подавление. Парижская полиция продемонстрировала миру свою эффективность. А французская сторона убедительно показала, что Франция в англо-польских играх против Российской империи не участвует…

Так что, если без ложной скромности, поработали мы с Вами, дорогой пан Войцех, неплохо. Есть результат. И как жаль, что в последний день погиб наш сотоварищ Жак. Человек был надёжный, смелый и верный. Мир его праху…

С горечью вспоминаю Агнешку. Да, непростая была девушка, с двойным дном. Сумела обвести меня вокруг пальца (говорю со стыдом) и тем самым чуть не разрушила всё наше предприятие. Но всё-таки жаль до слёз… И не вздумайте винить себя в её смерти. Агнешка стала последней жертвой Зыха. Уму непостижимо! Мужчина прикрывается женщиной, словно щитом. Я казнил Зыха, повторяя имя брата. Но вместе с тем я отомстил и за калушинского старосту с его внуками, и за польскую девушку — невесту Юрия, и за Агнешку… И, уверен, за многих других.

Через посредство мсье Андре я смог достойно похоронить Жака с Агнешкой. Родных у обоих не было, так что формальности оказались несложными. Они упокоились на кладбище Монмартр. И если я когда-нибудь снова окажусь в Париже, то навещу их обязательно, — и лихого парня из Сите, и девушку с несчастной судьбой, отношения с которой сложились так причудливо и печально…

А что же наш парижский Комитет? Наверно, Вам будет интересно знать, что с отъездом Лелевеля и Ходзько, а также со смертью Зыха он полностью дезорганизован. Зыха похоронили пышно на центральном парижском кладбище Пер-Лашез. Приехал старый дурак Лафайет и произнёс трогательную речь. Мол, пан Цешковский пал, как солдат, в борьбе за освобождение Польши. Примерно о том же говорили Кремповецкий, Гуровский, Петкевич и другие. Грозились продолжить начатое дело, хотя ясно, что ни сил, ни средств у Комитета в его нынешнем состоянии для этого нет.

Пани Беата на похороны не пришла. Отсутствие вдовы, конечно, заметили и по этому поводу было выдвинуто немало гипотез. Но мы с Вами знаем, что старый негодяй Лелевель выдал племянницу замуж фактически насильно, и ничего кроме отвращения та к Зыху не питала. Поэтому и не стала лицемерить, — надевать траур, оплакивать, горевать…

Что касается Лелевеля, то он уехал из Франции в Бельгию. Звал с собой и пани Беату, однако та отказалась. Теперь у неё другие планы, поэтому она вернулась в Варшаву. Бывший председатель Комитета ныне преподаёт в брюссельском университете и, по моим сведениям, от политики в значительной степени отошёл. Ходзько перебрался в Лондон. Насколько известно, серьёзно занялся наукой — пишет некий исторический труд. Дело мирное, давно бы так.

Однако фактический распад Комитета не означает, что эмиграция в целом стала более разумной и менее воинственной. По-прежнему плодятся различные организации, провозглашающие целью борьбу за свободу и независимость Польши, фонтанирующие ненавистью к России. И лично у меня нет сомнений, что рано или поздно какая-то из них (или несколько) решатся повторить авантюру Заливского при поддержке тех же англичан. А значит, для моей службы работа вновь найдётся. Хотя, в сущности, она и не заканчивается…

А теперь поговорим о Вас, пан Войцех.

Я не знаю Ваших дальнейших планов. Возможно, Вы решите вернуться в прокуратуру или заняться чем-то ещё, зная Вашу энергичную натуру, и мысли не допускаю, что Вы будете сидеть сложа руки, проедая накопления. Не подумать ли в этой связи о службе в наместничестве? Паскевичу нужны (и угодны!) люди надёжные, умные, деятельные. Особенно проверенные делом и обстоятельствами. Такие, как Вы. Я мог бы всё это устроить и поручиться за Вас.

Заканчивая письмо, вижу, что многого не сказал. Да и трудно всё изложить на бумаге… То ли дело живой разговор! Поэтому зову Вас в гости. Приезжайте, пан Войцех. От покойных родителей я унаследовал хороший дом в Санкт-Петербурге, а после гибели брата мне его делить, увы, не с кем. Поэтому Вы меня никоим образом не стесните. Наговоримся вдоволь и, главное, обсудим вариант с Вашей службой в наместничестве.

Так что приезжайте! И обязательно не позднее середины августа. Вы будете желанным гостем